Словно по приказу, принесли пиво. Нам его подал Уолтер, не допускавший в святилище младшего клерка Чарли.

– Ваше здоровье! – провозгласил Торп, после того как разлил пиво.

Я поднял кружку в ответном жесте. Мы пили молча; здешнее пиво оказалось отменным.

– Все дело в нашей воде, – заметил мой собеседник.

– Надеюсь, пиво здесь варят не на той жидкости, что подают в бювете?

– Что вы, нет! К той гадости я не прикасаюсь. Хотя дедушка без нашей воды жить не может. – Фред-младший вернулся к делу. – Итак, Том Тапли приходил сюда в самом начале прошлого года.

О том, что Томас приходил в контору «Ньюмен и Торп», мне уже сообщил Джонатан Тапли. Но мне почему-то казалось, что Томас приходил не к Фреду, а к его отцу.

– Стоял конец января, на земле лежал снег. Непростое время для путешествия. – Фред отпил еще пива. – На нем, помню, был старый, потертый сюртук, а поверх него – клетчатая шаль. Когда он вошел в приемную, с Уолтером чуть припадок не случился. Уолтер знал его много лет назад и очень огорчился, увидев его в таком состоянии, к тому же полузамерзшим. Да и я удивился, когда понял, кто передо мной. Чарли тут же послали в трактир через дорогу за горячим пуншем. Тапли попросил о встрече с моим отцом. Но отца не оказалось на месте – он навещал местного землевладельца по делу, как сегодня. Я объяснил Тапли, что ему придется иметь дело со мной или зайти в другой раз. Он сказал, что будет иметь дело со мной. В конце концов, я ведь тоже Торп…

Он сообщил, что только что вернулся из Франции, где прожил несколько лет. Принес мне документы, чтобы я добавил их к тем, которые уже хранились у нас. Он объяснил, что снял временное жилье и, когда найдет постоянное, сразу же сообщит мне адрес. Но он его так и не прислал, значит, не нашел себе жилья? – «Молодой Торп» замолчал, поднял брови и одновременно поднес к губам кружку с пивом. – Он снимал комнаты у одной дамы в Саутгемптоне, а потом в Лондоне, у квакерши. Именно в ее доме он был убит. Если он и жил где-то в другом месте, нам об этом ничего не известно.

Торп поставил кружку на стол.

– Я сразу заметил, что бедняга чего-то боится.

Ага! Значит, преувеличенная жизнерадостность была маскировкой. Торп обладал проницательностью, как и положено поверенному в третьем поколении.

– Как вы догадались?

– Его состояние трудно было скрыть… Кстати, сам он произвел на меня очень приятное впечатление. Он казался славным старичком, примерно ровесником моего отца: ему было шестьдесят два года. Я сказал, что отец огорчится, не застав его, и непременно захочет еще раз повидаться с ним, но Тапли ответил, что не может ждать до вечера, тем более не может вернуться на следующий день. Он должен ехать назад, на юг. Не знаю, с чего такая спешка. Он мне не сказал.

Я спросил его, отчего он вернулся из Европы и собирается ли остаться в Англии. Он сообщил, что намерен поселиться на родине. Обмолвился, что во Франции, незадолго до отъезда, у него были «неприятности». Отчасти поэтому ему так не терпелось отдать нам на хранение шкатулку со всеми своими личными бумагами сразу по возвращении. «Чтобы на них не наложили руки», – пояснил он. «А такое возможно?» – спросил его я. Но Тапли еще больше разволновался, сказал, что ничего не знает, ни в чем не уверен. Объяснил, что месяцев шесть или семь назад, когда он жил во Франции, он тяжело заболел. Две недели он пробыл в горячке и почти месяц находился на пороге смерти. Поэтому в его воспоминаниях имеется пробел. Сверившись с календарем, я решил, что «неприятности» имели место в позапрошлом году, во время его болезни.

В позапрошлом году, подумал я. В конце того года некий мистер Паркер встретил Томаса Тапли на пляже в Довиле об руку с таинственной незнакомкой. Тапли сказал Паркеру, что на взморье приехал для поправки здоровья после болезни.

– Мистер Торп, – сказал я, – какого рода документы отдал вам на хранение Тапли?

– Паспорт, выданный министерством иностранных дел; он дальновидно обзавелся им перед тем, как покинуть Англию. Паспорт был очень потертым; если можно так выразиться, он находился в таком же плачевном состоянии, в каком пребывал и бедняга Тапли. Будучи частным лицом, которое путешествует без дипломатического поста и не желает заниматься никаким ремеслом, он, строго говоря, не нуждался в таком документе. Но он хорошо знал, что официальные лица любят проверять личность путешественников, особенно при пересечении границы. Кроме того, он отдал нам разнообразные рекомендательные письма, которые он повсюду возил с собой. Некоторые из них настолько устарели, что я не могу представить, кому он мог бы их показывать. Кроме того, он передал нам свою переписку. Отдал, в том числе, несколько писем от нас, с которых мы заранее сделали копии, разумеется. Однако Тапли хотел, чтобы мы сохранили и оригиналы. Были письма из его банка, но никаких частных писем. Тапли сообщил, что всю личную переписку вынужден был уничтожить. Он не назвал причины, просто обмолвился, что ему пришлось так поступить. Отчасти поэтому я понял, насколько силен его страх… Теперь, конечно, я сожалею, что не расспросил его обо всем подробнее. Правда, даже если бы я стал его расспрашивать, вряд ли он бы мне ответил. Кстати, за прошедшие годы он иногда пересылал нам на хранение связки личных писем. Иначе все его документы не уместились бы в одной шкатулке, ему понадобился бы целый сундук.

– Часто ли он сообщался с вами?

– Довольно регулярно в то время, пока жил во Франции. Вот почему я не усомнился в том, что он пришлет нам свой английский адрес, как только найдет жилье. Почти все свои дела он устраивал с нашей помощью и через свой банк. Кроме того, мы управляем его имением. Таково было пожелание самого Тапли, хотя оно, конечно, несколько необычно.

– Вы управляете его имением? – удивился я. – У него обширные владения?

Торп покачал головой и поднял руку:

– Я бы не назвал его владения обширными, но и ничтожными их тоже нельзя назвать. Ему принадлежит большой загородный дом, окруженный парком, а также ферма. Раньше она входила в состав поместья, но теперь сдается отдельно. Дом уже много лет снимает один человек – военный в отставке, майор Гриффитс. Ферму арендует одно местное семейство.

Почему же в таком случае Том Тапли жил в съемной квартире? Только на доход от сдачи имения можно было существовать безбедно!

Неожиданно для меня Фред Торп продолжал:

– Кстати, я договорился о том, что сегодня, если вам удобно, вы сможете осмотреть дом. Мне показалось, что вы захотите лично взглянуть на владения Томаса Тапли и повидаться с майором Гриффитсом. Майор с радостью познакомится с вами. Я послал ему сообщение, что владелец имения умер, как только узнал новость от Барнса.

Надо отдать должное Барнсу, Торпу, Гриффитсу и остальным местным жителям, с которыми я еще не имел чести познакомиться, они времени даром не теряли. Распланировали время моего пребывания в Харрогите с точностью до получаса!

– Наверное, – сказал я, – имение входит в имущество покойного мистера Тапли? И он распорядился им в своем завещании?