Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, их приглашение было убедительным, — согласился Абу.
— Что произошло?! — спросил Салех, с сочувствием посмотрев на товарища.
— Я отказался идти с ними, вот и все.
— Да, эти парни не привыкли повторять дважды, — Салех закусил губу, а потом, сквозь зубы, тихо произнес. — Я перестал узнавать бравых ребят из народной армии освобождения, да и лица их не внушают доверия …
— Да ты что, — удивился Абу, — с чего ты взял, что эти головорезы из НАО, это не армия освобождения.
— Как… — с удивлением сказал Салех. — Но кто же тогда они? Почему так свободно чувствуют себя здесь? Ты думаешь, что они действуют по заданию арабского правительства? — вопрошал Салех.
— И тут ты ошибаешься, — заверил его Абу. — Эти ребята не из НАО, и не работают на правительство.
— Но тогда, кто они?
— Ты что-нибудь слышал о воинствующих террористических группировках соседней Саудовской Аравии, которых там, как крыс, немеренно развелось?
— Хм … что-то припоминаю … террор в Сирии, Ираке, Израиле, и еще бог знает где.
— Ты что-то слышал о террористических группировках: «Аль-Каида», «Исламское государство», «Братьев-мусульман», «Хизбалла», «Фронт ан-Нусра» и других? — спросил Абу.
— Слыхал.
— Только одни названия их группировок наводят ужас на миллионный город. Они не остановятся ни перед чем, для выполнения цели. Это фанатики, подстрекаемые их командирами, имеющими с этого барыши, священнослужителями. Порой достаточно маленькой искре ненависти и тысячи людей пойдут с топорами и мечами на своих братьев, оставляя после себя одно сплошное кровавое месиво, этакую красную дорожку. На убийствах нельзя покрыть себя славой. Ты заметил, что большинство в их рядах молодые, зеленые, несозревшие юнцы. Таких можно одурачить, внушить им все, что угодно, и они свято пойдут на мнимый подвиг, не задумываясь.
— Это верно, — согласился Салех.
— У меня до сих пор перед глазами та страшная кровавая картина. Это случилось несколько лет назад. Я был тогда в одном из северных районов Африки, когда в наш поселок ворвалось зверье. Их было несколько сотен. Они были все молоды, сильны, активны и быстры. Среди нас, мирных жителей, было множество женщин, детей и стариков. Тем, кто заблаговременно скрылся в горах или ушел в пустыню, бросая жилье, повезло меньше, чем тем, кто остался в городе. Всех ушедших, покинувших родные края, там, вдали, ждала куда более жуткая смерть — все они погибли в муках от голода и безжалостных болезней, медленно, мучительно, проклиная каждый час жизни, ибо он им приносил неимоверные страдания, сначала физические, потом и душевные, когда они наблюдали за медленно уходящей жизнью, покидающей тела их детей.
— А те, кто остались? — с замиранием в сердце вспросил Салех.
— Им повезло больше, если горе можно сравнить по какой-то страшной, безумной шкале мучений, — отвечал Абу. — Трое из этих ублюдков ворвались в дом моего друга, застав там всю семью. Троих детей они безжалостно зарубили, сделав по одному удару топором, жену убили на глазах мужа, ей отрезали голову двумя ударами, с одного не получилось. Она мучилась, извивалась, и все же умерла быстро.
— А твой друг? — с ужасом в глазах спросил Салех.
— Его сперва били, ломая кости, и играя головой, словно набивая мяч, а потом … четвертовали, обрезав руки и ноги, оставили лишь голову.
— Он умер героически.
— Если бы умер, он и рад бы этому, но медики, к его несчастью, не позволили ему умереть. Он чудом выжил, видать Бог не захотел принять его молитв и забрать тело, что освободить душу. Так и живет он в своем городке, прикованный к кровати, навсегда. Один из христианских центров взял опеку над ним. Теперь его жизнь — это весь потолок и открытое окно, которые он может видеть, лежа в кровати. А ешще те душевные мучения, которые всплывают у негно каждый день.
Узнав о бедах соотечественников, Салех рассказал Абу о бесчинствах Вазара и его людей. Он поведал Абу о расстрелянных солдатах, ехавших в поселок на верблюдах. Теперь он не сомневался, что те шестеро погибших, были солдатами народной армии освобождения. Вазар подступью убил их и овладел их документами. Он также рассказал о чудовищной казни священника из христианской церкви.
— Да, у этих нелюдей нет преграды, лишь Аллаху они покорны и ему одному верят, — сказал Абу, выслушав рассказ Салеха.
— Но Аллах далеко, его никто не видел. Ими управляют люди, каким нужно быть бесчувственным, циничным, хладнокровным человеком, чтобы отдавать такие приказы.
— Увы, в этом мире царствуют самые ужасные существа среди животных, его имя человек. На его груди висит не крест, ни какой иной знак веры, не медальон, а украшает его грудь оружие, автомат, прикрывая жалкое, боязливое, отвратительное, трясущееся сердце, нашедшее пристанище за спиной своего безжалостного кумира — холодной железной смерти.
— Но, как ты узнал о группировке? — спросил Салех.
— Эти воинствующие юнцы не были столь осторожными в разговоре друг с другом. Я подслушал их беседу. Они ничего не боятся, вот и безнаказанно разгуливают здесь, маскируясь под народную армию, — ответил Абу.
— Может ты и цель их выяснил?
— Об этом они не говорили, мой друг. Их цель можно вывести из наблюдений.
— Каких наблюдений?
— Суди сам, они взяли в плен не любого, а только тех, кто … — Абу замолчал, видя, как их охранник зорко, будто рентгеном, смотрит в их сторону. Когда тот успокоился и отвернулся, осматривая морской горизонт, то Абу продолжил. — Знаком с магией вуду.
— То есть, меня и тебя. Да, не поспоришь, нас взяли избирательно.
— Пригласили, — поправил Абу, — да, да, пока, пригласили. Ну, а то, что меня немного помяли, так это у них, что-то вроде визитной карточки, кому-то из их высокопоставленных командиров потребовались люди с нашим опытом и умением.
Разговор друзей был прерван восторженными криками солдат, повстававших со своих мест и подняв над собой автоматы. На горизонте появилась белая яхта. Когда она подошла ближе, то можно было рассмотреть в ней вооруженных людей, так же голосно приветствующих своих товарищей на берегу.
Яхта была небольшой, моторной, старой, но на ходу. Она стремительно, словно птица, подошла, замедлив ход, к причалу, где ее ждал Вазар и его люди. Салех не сразу заметил в лодке четверых пленников, у них был тот же цвет кожи, что и у их похитителей, но жалкий внешний вид их разительно отличался. Лица их выражали беспокойство и страх, переплетающийся с покорностью и обреченностью. Эти четверо молодых мужчин, прижавшись друг к другу, словно ягнята, которых вели на бойню, безропотно, опустив руки и зажав их между ног, сидели на корме. Трое опустили безвольно головы на грудь, а четвертый пленный с опаской смотрел на своих ликующих похитителей, подобно рабу, глядящему на своих хозяев.
Салех и Абу никого из этой четверки пленных не знали. Их затолкали в лодку, все погрузились, и яхта отъехала. Невооруженным глазом было видно, что путь она держала на север. В лодке было так много людей, что они сидели друг с другом, касаясь плечами. Пленных держали отдельно, под бдительным надзором. Салех, Захра и Абу сидели вместе. Из-за большого числа людей, находящихся рядом, они всю дорогу молчали, лишь изредка бросая изучающие, беспокойные взгляды.