Теперь лучи лампы, с увеличенным фитилем, доставали до их камер, и Абу мог видеть темный скрюченный силуэт старика, видимо, дремавшего на полу. Салех и Абу вновь подсели друг к другу и стали переговариваться через решетку камер, уже не страшась быть услышанными.

Утро, хоть и едва заглядывающее в их убогий барак своими желтыми лучами, освободило их от той пелены страха, который покрыл их своими беспросветными тенями неведенья. И друзья продолжили беседу о своей ситуации, в которой они невольно оказались. Они даже пробовали на прочность решетчатые двери, пытаясь поднять их, чтобы сдвинуть с петель. Затем царапали деревянные доски пола, пытаясь отыскать в них щель, но и это не помогло, под досками оказались камни, той же породы, из которой были сложены стены просторного барака. Абу даже пытался заговорить со стариком, но тот все молчал, не выходя на свет из своего темного угла.

— Он боится, напуган, — сделал неутешительный вывод Салех. — Ты его не разговоришь. Да и вряд ли он знает о цели нашего пребывания здесь.

— Но может это наш коллега? — вдруг сказал Абу.

— Это вряд ли. Те, кто посвятил себя нашему ремеслу, отличаются завидной смелостью, не то что эта четверка мужчин, спрятавшаяся, словно мыши, пойманные в мышеловке. Они не идут на контакт. Эй, вы! — он обратился к соседней камере, из которой не было ни звука, — трусы.

— Оставь их. Это какие-нибудь крестьяне, убитые горем, и может заложники, напуганные, будто кролики, — сказал Абу.

— Папа, мне страшно и холодно, — вдруг низким голосом сказала Захра.

Салех подсел к дочери, чтобы ее успокоить.

— Ну вот, доволен, ты напугал ее, — сказал Абу. — Мы не в том положении, чтобы вести активные действия, тем более, отсюда, вдали от нашей земли.

— Так может нам, как и тем крестьянам, умолкнуть и безропотно ждать конца. Они, наверное, и с жизнью уже попрощались. Покорное, безголосое племя.

Абу сел на прежнее место.

— Да, по-видимому, нам остается только ждать, — заключил Абу.

Он успокоил дочь, которая была так слаба, что улеглась на бок, положив голову на колени отца, и заснула.

Салех и Абу не громким голосом продолжали разговаривать между собой. Убедившись в том, что побег невозможен, друзья стали рассказывать друг другу о своей жизни: что видели, чем занимались, где бывали.

Так прошло время, час за часом, до самого вечера, когда желтые лучи, проникавшие сквозь дальнее окошко, вновь не стали отползать наружу, уступая призрачным теням, наполняющим барак. В помещении оставался свет лишь от лампы, которая все еще горела, отбрасывая тени от себя.

С приближением вечера в помещение вошел Иса с бидоном.

— А вот и ужин, — сказал Абу. — Два раза кормят.

На ужин была каша и стаканчик чая.

Абу попытался, на свой риск, заговорить с солдатом, но тот лишь грузно молчал, всовывая пленным тарелки, словно он кормил домашнюю скотину. Убедившись, что он все выполнил, Иса долил в лампу керосина и вышел, захлопнув, но не заперев дверь.

— Он не запер нас, — заметил Абу.

— Тебе не показалось? — спросил Салех. — Ты знаешь, я не заметил. Может замок тихо щелкнул, вот ты и не услышал.

— Там висел старый, большой замок, — сказал Абу. — Когда он выходил еще утром, я видел в его руке этот замок. Такой тихо не закроешь. А открывал он его разве тихо?

— Да, ты прав. Когда замок открывался было слышно, — согласился Салех. — Думаешь, он забыл запереть?

— Или специально не запер.

— Чтобы мы могли сбежать? — догадался Салех. — Но ведь двери камер заперты, как мы их покинем?

— Это шанс, но как им воспользоваться, если дверь и вправду не заперта?

— Там может быть охрана, ты забыл, — напомнил Салех.

Абу, прикусив губы, поднявшись на ноги, стал беспокойно расхаживать по тесной камере, раздумывая над возможностью побега. Промотав десятка два кругов, он вдруг остановился и сказал подавленным голосом, каким говорят путники, очутившиеся в темной пещере, где дремлет свирепый медведь гризли:

— Здесь что-то не так. Я чувствую, что-то здесь не так. Нас должны были убить, но почему-то оставили в живых. Почему? — спрашивал Абу сам себя. Он терзался этими вопросами, не обращая внимания на окружающую обстановку. В мыслях он ушел глубоко в себя.

Своими странными восклицаниями и непонятными вопросами он напугал не только Захру, но и привел в беспокойство Салеха.

Абу неожиданно развернулся, будто охотник, учуявший дичь, и стал пристальным тревожным взглядом всматриваться в дальнюю стену, расположенную за лампой, и скрытую тенями. Туда едва доставали самые длинные лучи лампы. Абу изо всех сил пытался разглядеть, скрытую темнотой, царившей в бараке, стену и ту обстановку мебели, расположенной возле нее. Все, до чего достал его взгляд, хотя он и пытался расширить зрачки, оказалось лишь темными деревянными ножками какого-то низкого стола.

Абу подошел к решетке и попытался залезть на нее, чтобы разглядеть призрачную стену, укрытую темнотой с высоты, но ему это не удалось — слишком узко были расположены прутья решетки, зацепиться за них ногами было невозможно.

— Что ты делаешь? — беспокойно спросил Салех.

— Там что-то есть, — ответил Абу. Он, ругаясь, отошел от решетки и сел на пол, беспомощный, утомленный желанием своей новой идеи или какой-нибудь безумной мысли.

— Тебе не мешало бы поспать, — предложил Салех.

— К черту сон, там что-то есть, говорю я тебе.

— С чего ты взял это? — спросил Салех.

— Не знаю, чутье, — ответил быстро Абу. — А запахи, тебе они ни о чем не говорят?

— Какие еще запахи? — удивился Салех.

— Они не кажутся тебе знакомыми?

Салех вдохнул воздух, словно пробуя на вкус воду.

— Немного затхло … трава какая-то, свежая, запах гари от лампы и все, — сделал вывод Салех.

— Ты потерял нюх, — вторил ему Абу. — Лампа действительно горит, распространяя гарь, но там, дальше, за ней… Там что-то иное, что-то знакомое, и это не какая-нибудь трава, это …

— Ты прав, если бы ты не сказал это слово: «знакомое», я бы также не чувствовал, как до сих пор. Ты прав, это что-то знакомое, близкое, словно я нахожусь …

— Дома, — добавил Абу.

— Да, верно, в своей комнате, где …

— Где находится на полках все то, что составляет наше ремесло, предметы, без которых не мыслимы обряды вуду, — от этой чудовищной догадки, Абу привстал, какая-то жуткая мысль пролетала в его сознании.

Почти бесшумно открылась решетчатая дверь камеры, расположенной напротив, той самой, темной, где сидел, сжавшись, старик. Словно из мрака, отделился темный зловещий силуэт. Старик совершенно спокойно вышел из камеры и побрел уверенным шагом, по коридору, мимо камер, в направлении светящейся лампы.