– Помню, дядя Грифусс.

– А помнишь, не унимался палач, – что ты мне всегда на это отвечал? Что, дескать, в тюрьму сесть ты всегда успеешь. Помнишь?

– Помню, дядя Грифусс.

– Ну, так вот, милый мой – в тюрьму-то сесть ты как раз и не успел. Давай вали отсюда! – заорал взбешенный Грифусс, и с треском захлопнул тюремное окошечко.

Лёлик ни чего не понял. Он постоял немного в нерешительности и снова постучал.

– Ты, что рехнулся, что ли, дядя Грифусс? Открывай, давай, свою контору.

– Ишь, умник, какой выискался, послышался из закрытого окошка недовольный голос палача. – Проваливай отсюда, я сказал. Свободных мест нет. Это не тюрьма, а проходной двор какой-то. То силком сюда ни кого не загонишь, то табуном валят, как будто здесь медом намазано.

Тут из-за тюремной ограды послышалось приглушенное жужжание пилы.

– Это кто там у тебя, жужжит, дядя Грифусс? – Пчел, ты, что ли завел?

– Уж лучше бы были пчелы, тяжело вздохнул Грифусс, по другую сторону ворот. – Новые жильцы это, что-то пилят.

– Побег, что ли готовят?

– Если бы побег, опять вздохнул палач, – это было бы полбеды. Только этих отсюда и поганой метлой не выгонишь. Они, пожалуй, сами кого хошь выгонят. И, открыв тюремное окошечко, он рассказал удивленному Леопольдусу все, что недавно приключилось в тюрьме.

– Так выходит, что Горох у тебя сидит, обрадовался Лёлик.

– Да кто его знает, вздохнул в очередной раз Грифусс. – Честно говоря, я сейчас и сам не пойму, кто у кого сидит. Толи он у меня, то ли… – Как ты думаешь, озабоченно спросил палач у Лёлика, – за незаконное заключение клоунов под стражу сколько лет тюрьмы мне могут дать? Или может все штрафом обойдется?

– За клоунов много не дадут, оптимистически заметил Лёлик. – Расстреляют пару раз и все… – Ну, так я, дядя Грифусс, пожалуй, того – пойду…

– Иди.

– Я ухожу, дядя Грифусс…

– Иди, иди…

– Я ведь совсем ухожу…

– Да иди же ты черт безрогий, заорал разозленный палач. Лёлик от испуга отбежал на несколько метров от ворот, но потом вновь вернулся.

– Дядя Грифусс, а справку можно получить, что ты сам меня в тюрьму не пустил. А то ведь мне ни кто не поверит.

– Ну, все, ты меня достал, заорал окончательно выведенный из себя Грифусс. – Сейчас я тебе покажу справку… – Я тебе сейчас такую справку покажу…

По ту сторону тюремных ворот послышался лязг отпираемых многочисленных замков. Лёлик не стал дожидаться покуда Грифусс выполнит свои угрозы, и благоразумно побежал к своим, докладывать о том, что царь Горох нашелся.

2.20.3.

Грифусс же в избежание в дальнейшем подобных эксцессов дописал на воротах тюрьмы, пониже надписи – «Добро пожаловать» еще три слова – «Посторонним вход воспрещен».

Бедолага Лёлик, по возвращению из тюрьмы, снова заступил в караул.

Глава 21. Тюремная история.

2.21.1.

Известие о том, что Горох перебрался из музея в тюрьму, поначалу весьма обрадовало Виргеума. Музеи в Бугорландии всегда ценились значительно выше тюрем. Но, потом, немного поразмыслив, королю стало жалко тюрьму. Какое – никакое, а все же родное имущество, которое он бесплатно отдавать ни кому не собирался.

Хотя тюрьма эта была больным местом для всей просвещенной бугорландской общественности. Поскольку это, с позволения сказать, исправительное учреждение, фигурировало во всех справочниках по Бугорландии, и пятнало, (по мнению все тех же просвещенных бугорландцев), светлый образ их страны.

«Раз в стране есть тюрьма, значит там не все в порядке с порядком», логично считали иностранцы, и отказывались иметь из-за этого с бугорландцами какие- либо дела. Между тем в Бугорландии уже много лет не совершалось ни каких преступлений, и тюрьма простаивала все эти годы без дела. Бугорландцы уже не раз подумывали о сносе тюрьмы, чего бережливый король, допустить, конечно же, ни как не мог. Он дорожил любым своим имуществом, каким бы нелицеприятным оно не было. Вот продать тюрьму Виргеум продал бы с радостью, однако желающих купить ее до сих пор не находилось.

А ведь когда-то эта тюрьма знала и лучшие времена. Еще каких-нибудь триста лет тому назад именно здесь сидел мятежный герцог Рокфор, отказавшийся жениться на дочери короля Вига Пятого – принцессе Гере. Отсидел он тогда добрых 9,5 недель. Отсидел бы и больше, но тут тюремная жизнь ему наскучила, и он уехал лечиться на воды, где подхватил воспаление легких, отчего в скором времени и умер.

А вот если бы он остался в тюрьме, то глядишь, был бы жив, и здоров. Впрочем эта сиятельная особа, и так успела сделать для тюрьмы много полезного и значительного. Первым делом мятежный Герцог велел выкрасить тюремные казематы в нежно-розовый цвет, и украсить стены всевозможными коврами и гобеленами. Сами камеры при этом были значительно расширены за счет сноса внутренних перегородок. В результате чего в тюрьме появилась возможность проводить балы, рауты и другие торжественные официальные мероприятия. Тогда же в тюремном дворике были высажены целые клумбы гиацинтов и эдельвейсов, а центральную лестницу облицевали нежно – голубым каррарским мрамором. Все это было сделано с одной лишь целью – чтобы герцог мог принимать гостей с подобающим ему шиком и блеском.

Желаемое было достигнуто, вследствие чего вся культурная жизнь королевства плавно и незаметно переместилась из Трунштейна в тюрьму. Неугомонный герцог давал здесь балы, устраивал маскарады и всевозможные торжества. Бродячие циркачи и комедианты первым делом ехали не куда-нибудь, не в Трунштейн, а именно сюда, в тюрьму. В тот период тюрьму посетили многие знаменитости – как местные, так и заграничные. Ворота тюрьмы в те дни были открыты для всех желающих. Историки же окрестили тот период просто и незатейливо – тюремным ренессансом. Но с отъездом герцога всё закончилось также внезапно, как и началось.

И с тех самых пор, сколько не пытались бугорландские короли сбагрить кому-нибудь эту злополучную тюрьму, ни чего у них из этого не получалось. Тюрьма ни какого дохода не приносила, а средств на ее содержание с каждым годом требовалось всё больше и больше. И вот теперь продать ее стало делом вообще не мыслимым. Ну, кто же в здравом уме купит тюрьму с сидящим в ней Горохом.

«Нет, так дело не пойдет, решил король. Ладно бы я сам его туда посадил, это еще куда ни шло… – А самовольно занимать пусть и пустующие тюрьмы я не позволю! Да он там еще и не один сидит, ужаснулся король, – а с целой бандой. Это что же за границей скажут, – что в