Девушка то и дело начинала мурлыкать незамысловатую песенку, чем страшно раздражала Лямзина, составляющего протокол.

– Вы мне мешаете.

Александра пристыженно замолчала, но веселость так перла из нее, что она сразу же забыла о запрете и снова принялась мурлыкать под нос:

Не кладите кота поперек живота, Поперек живота не кладите, Не кладите кота вы и вдоль живота И совсем вы его не кладите!

Как ни странно, пелось это на мотив «Дубинушки», что еще больше раздражало Лямзина.

– Александра! – с укором сказал он. – Вы же обещали!

– Ой, простите. Запамятовала. – Она хихикнула и, усевшись на ствол дерева, принялась качать ногой.

– Кстати, что за чушь вы поете? – устало спросил Лямзин. – Какие-то коты, животы.

– Я вас умоляю, как можно студенческий фольклор девятнадцатого века обозвать чушью?! – огрызнулась Александра. – Хотя да, песенка бессмысленная. И именно поэтому привязывается, как родная. Не оторвешь.

– Это точно, – вздохнул Лямзин, – чувствую, теперь я тоже ее буду петь. Слова, во всяком случае, уже запомнил. Вот здесь протокол осмотра подпишите.

Он показал пальцем.

– Теперь вы у нас чрезвычайно важная персона – понятая, в присутствии которой производился осмотр вещдока. Гордитесь.

– Я, между прочим, не просто свидетель, а в некотором смысле детектив: я же этот плащ нашла! Надеюсь, вы это в протоколе отразили?

– А вы почитайте, и все узнаете. Не надо мне слепо доверять, мисс Марпл, – насмешливо произнес Лямзин, наблюдая, как она, не читая, ставит подпись.

– Да?

Она с опаской покосилась на исписанный листок и ловко выдернула его из протянутых пальцев Лямзина.

– Сейчас прочитаю и съем. Если что не так.

– Не поперхнитесь. Бумага – не самое лучшее диетическое блюдо для девушки.

– Очень остроумно. Ну вот, так я и знала! Ни слова о моей наиважнейшей роли во всей этой истории!

– Хотите стать подследственной?

– Нет.

– Тогда просто отдайте.

– Да берите, не жалко.

Она сунула ему в руки листок и, обиженно засопев, уселась под деревом.

– Вы идете? – как ни в чем не бывало спросил он.

– Нет!

– Ну и ладно. Пойду-ка я сам съем все то, что на двоих заказал.

И он, посмеиваясь, направился к дому по тропинке. Александра припустила следом.

Едва они вошли в дом, как небо потемнело и где-то вдали громыхнул гром.

– А вот и дождик, – хихикнула Александра, – картина Репина «Поплыли».

– Если так будет продолжаться, вполне возможно, что мы потонем, – мрачно согласился Лямзин, оглядываясь на мокнущий под дождем автомобиль и вспоминая, закрывал ли его. На всякий случай щелкнул брелком сигнализации, убедился, что машина теперь открыта, и закрыл ее снова.

Плащ он пронес, не скрываясь, и небрежно кинул его на рояль, наблюдая за реакцией окружающих. Но, естественно, никто из них даже глазом не повел, а предполагаемой владелицы плаща в комнате не оказалось.

– Где Мара?

– Ушла, – сплевывая шелуху от семечек в кулак, ответила Аманда.

– Прекратите щелкать семечки! – не выдержала Валерия. – И где вы их выкопали только?

– Полина дала, – продолжая лузгать, равнодушно ответила Аманда. – А что такого? Здесь опера в ботинках ходили, все запачкали – и ничего, а шелуха моя вам помешала?!

– Перестаньте, – рявкнул Филипп. – Стыдно вам должно быть!

Аманда поспешно сдула с губы прилипшую шелуху и спрятала кулек с семечками в карман.

– Уже.

– Уберите за собой, не на конюшне находитесь.

Аманда поплелась на кухню за веником, а Лямзин повторил свой вопрос:

– Куда ушла Мара? Мне бы очень хотелось ее сейчас видеть.

– Как куда, – пожала плечами Валерия, – разве вы не знаете? Она сказала, что отпросилась у вас.

– Час от часу не легче, – пробормотал Лямзин, забирая плащ и уходя к себе.

За окном между тем разбушевался настоящий ураган. Резко потемневшее небо прочерчивали косые молнии, грохотал гром, и струи дождя остервенело били в окно.

Александра потопталась немного в гостиной, но не выдержала и пошла следом за Лямзиным.

Дверь в кабинете была открыта, а сам Лямзин, сидя спиной к двери, что-то писал.

– Тук-тук.

– Входите, Александра, – не оборачиваясь, сказал он. – Я узнал ваши шаги.

Она вошла и, пройдя к окну, села так, чтобы видеть его лицо.

– Не знаю, может, это неважно, но мне кажется, я должна рассказать.

– Кажется – рассказывайте.

– Что-то вы очень сговорчивый нынче, – с недоверием покосилась на него Александра. – Видать, не к добру.

Он поднял голову:

– Вам что, потрепаться захотелось? Или рассказывайте, что у вас там стряслось, или выметайтесь из кабинета, недосуг мне лясы точить.

– Вот, узнаю прежнего подполковника, – довольно ухмыльнулась она. – А то вдруг такой тихий и вежливый стал, я даже испугалась: никак что-то случилось?!

– Серьезно? А я-то, дурак, думал, что мы здесь находимся только потому, что кое-что произошло.

– Вы зря иронизируете. Я имею в виду, что Мара очень боится дождя.

– Это все? Я помню, она мне говорила.

– А объяснила почему?

– Нет.

– Вот! Видите, а я знаю! Ее мать и тетя погибли в ливень. И теперь ей каждый раз мерещится, будто они приходят к ней, когда льет дождь.

– Странная фантазия.

– Мара вообще немного чудная. Но, может быть, на нее так подействовало известие, что их убийца – ее родной брат?

– Чей брат? – опешил Лямзин.

– Да Мары же! Он из армии пришел контуженый, и у него шизофрения вроде бы началась.

– Хм, странная история. Спасибо, что рассказали, Александра, надо будет проверить как и что.

– Вот я и думаю, где она ходит столько времени? К кому зашла? Она же не может быть одна в дождь, ей до чертиков страшно.

– А мне вот непонятно, зачем она ушла, и еще более странно – зачем солгала. Раз уж я ее не отпускал, могла бы просто уйти, никого не предупреждая.

– Может, ее напугал кто-нибудь? Ну, к примеру, Аманда – она способна шороху нагнать, ехидно какую-нибудь гадость выдать.

– Возможно. Тогда нужно ее разыскать.

Он встал и взял телефон. Пока он звонил, разговаривая с кем-то и наводя справки, Александра скучала. Покидать Лямзина в такой момент ей решительно не хотелось. Как и все женщины, она была любопытна и, естественно, ждала, чем все закончится.