Александра фыркнула, хотела огрызнуться, но, вспомнив о серьезности момента, передумала.

В темной прихожей было холодно, как в морге. Почему-то именно такое сравнение пришло на ум. Александра попыталась себя успокоить, внушая, что это просто обычный дом, каких полно вокруг, но руки покрылись гусиной кожей, и ее стало отвратительно знобить.

– Что, Храбрый Портняжка, сдрейфили уже? Зубами дробь выбиваете так, что в соседней комнате слышно. – Лямзин смотрел на нее с явной иронией, и это заставило Александру мобилизоваться.

Она приосанилась и постаралась как можно тверже произнести:

– Вовсе нет. Просто здесь прохладно.

– Ничего, судя по всему, сейчас вы очень быстро согреетесь.

Она поглядела на него с недоумением, пытаясь понять, что он имел в виду. Единственное возможное объяснение – что ей станет жарко от увиденного – она отвергла как несостоятельное. По причине крайнего цинизма.

– Проходите сюда, – Лямзин выглянул из соседней комнаты и поманил ее рукой к себе.

Долго ее упрашивать не пришлось. Она простучала к нему каблучками, вошла, огляделась и… тут же грохнулась в обморок.

– Можно выносить, эксперимент завершен, – пробормотал Лямзин.

– Тело Мары? – удивленно спросил участковый.

– Александру, черт возьми! На свежий воздух ее и вызовите «Скорую»! Быстро!!!

Пока врач крутился около Александры, приводя ее в чувство, Лямзин продолжил осмотр. Стены и пол ванной комнаты были забрызганы кровью, на белом кафеле остались разводы, словно Мара пыталась отбиться и спастись, на полу – недописанное слово «месть». Во всяком случае, именно так четыре буквы «мест» с росчерком вместо мягкого знака трактовал Лямзин.

Потом кровавый след вел в комнату, смежную с прихожей, и там несчастная умерла, корчась в муках.

– Проникающее колото-резаное ранение брюшной полости с повреждением печени. Смерть, скорее всего, наступила от шока или острой кровопотери. Точнее можно будет сказать после вскрытия, – бубнил медэксперт, одновременно осматривая мертвое тело.

Лямзин некоторое время стоял молча, наблюдая за его руками, а потом задумчиво сказал:

– Как вы думаете, она сама себя или кто-то помог?

Медэксперт остановился и, достав чистыми щипцами из пачки сигарету, прикурил.

– Трудно сказать. – Он выпустил струю дыма в потолок. – Вообще-то харакири, известное с давних времен в Японии, – чрезвычайно болезненная процедура. Поэтому самоубийцы обычно выбирают способы более гуманные, если так можно сказать, – снотворное, яд, прыжок с моста, наконец. Но женщина, вспарывающая сама себе живот, как закаленный в боях самурай, – это нонсенс.

– Не такая уж и нелепица, если учесть запертую изнутри дверь. Хотя это может быть обманкой. Каких только изворотливых троллей не встретишь на просторах преступного мира!

– Эдуард Петрович! – Участковый подошел и почтительно замер рядом.

– Да?

– Я навел справки: брат Мары, определенный в клинику для душевнобольных после убийства им матери и тети, сбежал оттуда.

– Когда?

– Сегодня. Точно сказать не могут, но около часа-двух назад.

– О как. Значит, братик на свободе. Ну что ж, будем искать.

Медэксперт вздохнул и, с силой вдавив окурок в пепельницу, продолжил осматривать труп.

Когда увезли тело Мары, Александра, до того тихо сидевшая во дворе под деревом и зябко кутавшаяся в пиджак Лямзина, резко встала и пошла к особняку Артура.

– Александра!

– Не хочу с вами разговаривать! – отрывисто бросила она на ходу, не оглядываясь. – Злой, нехороший вы человек! Вы же прекрасно знали, что я увижу за дверью, и тем не менее не остановили меня!

– Между прочим, вы тоже знали!

– Да? – Она остановилась так резко, что он чуть не налетел на нее. – С чего бы это?

– А кто кричал о крови, которой забрызганы стены?! Вы же сами по-шпионски подсмотрели все в окно.

– Так это же была ванная! Откуда мне было знать, что тело Мары лежит в комнате, куда вы меня столь любезно пригласили!!!

– Ладно, признаю, мой косяк. Не подумал.

– То-то же, – сразу остыв и успокаиваясь, сказала Александра. – Как собираетесь их искать?

– Кого – их? – удивился Лямзин.

– Женщин, убивших Мару.

– Опа! А с чего вы взяли, что это были женщины, да еще именно во множественном числе, а не одна, к примеру, или вообще – может, это был мужчина?

Александра смутилась и замялась.

– Э-э-э…. ну…

– Я слушаю, слушаю, говорите.

– А не выпить ли нам чаю? Тем более что мы уже пришли, а на кухне у Полины есть великолепный цейлонский чай.

Александра попыталась перевести разговор, но ничего не вышло. Лямзин набычился и навис над ней глыбой, требуя ответа.

– Ой, вот только не надо душераздирающих спецэффектов, прям ни дать ни взять – парящая гора. Сейчас слезу пущу.

– Вы, мадмуазель, не крутите! Начали, так продолжайте.

– Да ладно, пустяки. – Она выглядела смущенной, что совсем не вязалось с ее обычным самоуверенным видом.

– Александра! – гаркнул Лямзин. – Я же могу ваше поведение и как сокрытие улик от следствия расценить!

Она остановилась и подняла глаза к небу, стараясь не разреветься, но слезы предательски заполнили глаза и грозили вот-вот пролиться.

– Итак?

Она вздохнула, вытащила платочек, промокнула глаза, высморкалась и мрачно сказала:

– Видение у меня было. Две женщины и Мара с ними. Она отбивалась от них, а они наступали и наступали.

– Да что вы?! А Матерь Божья в длинном одеянии вам не являлась?

– Зря иронизируете. Я в детстве очень непослушной была…

– Заметно, – вставил Лямзин.

– Не перебивайте! Так вот, то, что говорили мне мама с папой, я легкомысленно игнорировала. И однажды, когда мы всей семьей отдыхали на даче, решила прыгнуть с горы.

– Что?!

– Да подождите вы! – отмахнулась она. – Мне и так тяжело, не люблю об этом рассказывать. Хотя меня и дразнили Атаманом за то, что дружила только с мальчишками и была у них заводилой, но на этот раз идея оказалась не моя. Заключалась она в том, чтобы спрыгнуть с горы, используя вместо парашюта зонтик.

– Вас явно мало пороли в детстве, – сказал Лямзин.

Александра слегка поморщилась, но не стала возражать.

– На право прыгать первым с горы мы тянули жребий. Выпал он мне. Я открыла зонтик и храбро сиганула вниз.

Она замолчала, задумчиво глядя вдаль.