Джун мог бы расплатиться этими ампулами за набор паучков-носителей для действующих на сгелитий вирусов. Или обменять на черном рынке на свежую модель транслятора дополненности. Или получить за них несколько пухлых мотков с талонами. Об этом он думал, аккуратно выкладывая ампулы на пыльную поверхность крыши. А затем несколько минут наслаждался хрустом стекла под тяжестью своих подошв.

Помимо ампул в коробочке нашелся алюминиевый жетон странной формы. Джун поднес его к глазам и в бликах медленно зажигающихся ламп верхнего освещения разглядел изображение. Оно напоминало профиль оскалившейся собаки.

* * *

Доступ к уровню Маркса должен был открыться через два часа, и тратить их на бессмысленную прогулку Джун не хотел. Он попытался связаться с Сонми через рабочий планшет, надеясь, что получится зайти к девушкам на ранний завтрак. Но Сонми послала его сообщением о том, что они с Майрой смотрели мультики почти всю ночь и собираются спать до обеда. Поэтому у Джуна не было выбора, кроме как найти одноэтажное здание с обшарпанным сгелитием и надтреснутым экраном у входа.

На экране круглосуточно транслировались цитаты из Священного Писания, чтобы любой желающий мог ознакомиться с их сомнительной мудростью. Джун ухмыльнулся застывшим на нейтральном фоне буквам и нажал кнопку звонка, задержав палец. Звонок всегда срабатывал не сразу. Где-то через минуту из-за двери, маловатой для собственного проема, раздались торопливые шаги.

– Кто там? – послышался голос Ани. Он даже не был сонным – похоже, она опять целую ночь разбирала тюки с пожертвованными вещами.

– Джун, – назвался он, хотя догадывался, что Аня уже увидела его сквозь проем.

– Чем я могу помочь? – робко спросила она, открыв дверь. Ее щеки заметно порозовели. Аня по-детски стеснялась его, несмотря на то что в церкви Джун уже стал частым гостем.

– Хочу убить где-то пару часов, – объяснил он. – Ну, то есть помолиться за искупление своих грехов, конечно же!

Джун скорчил гримасу, Аня приглушенно хихикнула и отступила, пропуская его.

Отец Хавьер тоже не спал. Он сидел на обшарпанном стуле в одном из рядов и читал что-то с планшета. «Сочиняет новые проповеди», – решил Джун.

– Скоро я начну брать с тебя плату за ночлег, – ухмыльнулся священник, поворачиваясь к нему.

– Как-то не по-христиански, – возмутился подошедший Джун и важно оттопырил указательный палец. – «Ибо таковы пути всякого, кто чужого добра алчет: жизнь отнимает оно у завладевшего им». У входа написано же. Такие мудрые слова, аж экран треснул.

Отец Хавьер тихо рассмеялся. Он никогда не ставил свои религиозные чувства выше чувства юмора.

– Вот и накоплю на новый экран. – Отсмеявшись, Хавьер перевел взгляд на застывшую в нерешительности Аню. – Иди уже спать, милая. Завтра у нас будет много дел, тебе нужно набраться сил.

Кажется, ей не особо хотелось уходить, но она не могла ослушаться. Аня приходилась дальней родственницей сепарантке, у которой Хавьер когда-то был спонсором. С отказом от дополненности спонсорство прекратилось, а хорошие отношения остались. Маму Аня потеряла, как и многие, во время Полного Отключения, и Хавьер взял ее под крыло церкви, ведь семья осиротевшей девочки была в состоянии разве что отвести ее в детдом. Джун, уже привыкший, что на нижних уровнях Цитадели на каждые пять трагических историй четыре – с постыдной тайной, придумал свою теорию на этот счет. Аня слишком напоминала самого Хавьера: легкой сутулостью, ясным обманчиво-наивным взглядом, неуловимыми чертами лица… Она вполне могла оказаться его внебрачной дочерью.

Но Джун никогда не спрашивал. Это было не его дело.

– Если хочешь подремать, придется занять одно из этих кресел. – Отец Хавьер махнул рукой на нестройные ряды. – Вся подсобка сейчас под завязку забита вещами. Бедная Аня не успевает их рассортировать.

– Кресло сойдет, – кивнул Джун, оглядывая ряды в поисках самого мягкого и удобного. – У меня смена через пару часов.

– В пиццерии?

– Угу.

Джуну всегда было немного стыдно упоминать о своей официальной работе – хотя здесь понятие «стыд» и казалось неуместным. Он закатил глаза, внутренне насмехаясь над собственной мнительностью: и как за годы не отучился?

– Не то чтобы это работа моей мечты, но мы же должны ценить место, отведенное нам Гармонией, не так ли? Кротость и покорность, все дела.

– Воистину так, – улыбнулся отец Хавьер, сделав вид, что не заметил иронии. Он отложил планшет на соседнее сиденье. Джун заметил, что там же лежит раскрытая сумочка с инструментами – тонкие отвертки, сменные платы, тюбик с термопастой.

– Вы сами чините себе планшет?

– Я был инженером в молодости.

Джун совсем не ожидал это услышать.

– Почему же оставили профессию? Вы упоминали, что выйти из дополненности было целиком вашей инициативой…

– Так и есть.

– Вот так просто? – вскинул брови Джун. – Из-за всех этих «соблазнов дополненности», да? Оставили карьеру инженера?..

Профессия инженера стала для Джуна несбыточной мечтой, поэтому как кто-то мог просто отказаться от этой мечты, было ему непонятно. Отец Хавьер смерил Джуна долгим взглядом, словно думая, стоит ли оставлять тайну при себе.

– Я работал на одного человека, – наконец, вздохнул священник. – Он использовал свою власть для нехороших целей. Поначалу я не понимал этого, ослепленный его блестящим умом и обаянием, но со временем все стало настолько очевидно, что дальше обманываться я не мог. Однажды я снял линзы и ушел в церковь.

По мнению Джуна, Хавьер оказался слишком ранимым.

– Жалеете?

Он пристально заглянул священнику в лицо, ища хотя бы тень скрываемых эмоций: может, предательски дрогнут брови; может, дернутся вниз уголки губ? Это было уже частью ритуала: Джун пытался подловить его на неискренности… и каждый раз проигрывал. Отец Хавьер был странным человеком, и его идеалы было трудно разделять или даже понимать. Но все-таки он никогда не лгал.

– Нет, – простодушно улыбнулся священник. – Мне казалось, мы уже обсуждали это. Сейчас я гораздо ближе к людям, чем когда-либо. Я могу по-настоящему понять их и разделить их заботы, увидеть искренность и добро там, где многие и не пытаются их искать. Я счастлив видеть мир таким, какой он есть: и его лучшие стороны, и то, на что многим хотелось бы просто закрыть глаза…

– По дороге сюда я столкнулся с прайминовым дилером, – резко сказал Джун, прерывая Хавьера на полуслове. Тот ничуть не обиделся – просто удивленно поднял брови, ожидая продолжения. – Он прятал коробку с этой дрянью рядом с центром для подростков.

Лицо отца Хавьера вытянулось.

– Я хочу сказать, – продолжал Джун, – что не понимаю, где вы берете эту веру в людей. Если сама Гармония перекручивает все так, что у детей-сепарантов просто не остается шансов вырасти кем-то достойным…