– СПРЯЧЬ ЭКЗО-

Казимир не спешил публично заявлять, что дополненностью безо всяких условий может пользоваться каждый. На нескольких закрытых собраниях (Круглый Стол на них практически пустовал) он дал понять, что не позволит этой информации выйти за пределы комнаты.

– Для этого нужно больше времени, – говорил он, но, вероятно, все немногочисленные собравшиеся понимали, что этого не будет. Казимир не собирался делать дополненность всеобщим достоянием. Возможно, никогда.

Джуну тоже нужно было больше времени. И когда расписание Казимира Лукаша начало ломиться от назначенных встреч с владельцами корпораций, когда идеалы революции столкнулись с интересами бизнеса, у Джуна оно появилось.

– БЕРЕГИ-

Видимо, у нее просто не получилось закончить сообщение. Возможно, она хотела сказать «Береги себя» – это было бы так на нее похоже. Но окончание фразы так и осталось висеть опустошительным ничем. Поэтому Джун сам решил, что ему беречь.

Он вышел из «Пиццериссимо» и полной грудью вдохнул отравленный воздух. Его можно было бы назвать воздухом свободы, но о какой свободе речь, если ты вынужден толпиться в очереди за топливом, чтобы обогреть свою лачугу? Многие говорили, что в начале всегда так. Многие были преисполнены надежды на то, что без Гармонии их жизнь станет лучше. Но ростки зла, пусть и срезанные под корень, никуда не делись.

Всего лишь два месяца – и первые их побеги уже были на виду. Прайминовые потоки с новой силой хлынули на ярусы Цитадели. Жандармы Справедливости, еще не дождавшиеся своих медных значков с уравновешенными весами, успели договориться с владельцами сомнительных заведений. Владельцы корпораций послабее пытались бежать из города вместе с невыплаченными зарплатами своих рабочих. Вчерашние революционеры чувствовали полную безнаказанность перед еще не набравшим полную силу новым законом. И этого было достаточно, чтобы понять: не будет никакой Справедливости.

Сердце революции сгнило, пока разум воплощал ее по четкому, бескомпромиссному плану. И Казимир, и отец Хавьер были в чем-то правы. Невозможно сражаться с монстрами, не став одним из них. Невозможно победить, не став среди них самым сильным.

Джун добредет до края уровня Маркса, где зеваки завороженно пялятся на закат через неровную брешь в черном от копоти сгелитии. Он зайдет в здание остова, где когда-то жил, и отсчитает двенадцать лестничных пролетов вниз. Снимет неподатливую стену, минует заброшенную техническую подстанцию и, балансируя на пласте отключенных тепловых батарей, доберется до Логова, отправленного сюда еще вчера. Извлеченные из Замка Лута интерфейсы ЭКЗО будут ждать его там. Все прочие упоминания об ЭКЗО будут уничтожены в течение нескольких минут, сам Замок, не выдержав устроенной Джуном перегрузки, просто воспламенится, а за ним – соседние технические отсеки Справедливости. Джун окажется не лучшим наследником.

Он горел желанием бороться с Гармонией с самого начала, горел так сильно, что превратился в тлеющий уголек еще до начала войны. Но Кайтен пожертвовала собой, чтобы вырвать Цитадель из когтей проклятой огнептицы, и Джун собирался убедиться, что ее не придавят чаши весов Справедливости. С таким могущественным оружием, как объединенные интерфейсы ЭКЗО, это казалось посильной задачей.

Сначала он отберет у них дополненность. Отрежет языки обезумевшим жителям Вавилона, заставит их искать другие способы взаимодействия. Новый мир должен быть построен честно; но так уж сложилось, что, пока есть привилегия, найдутся и те, кто захочет решать, кто ее достоин, а кто нет.

Гармония пала. Прогремели казни. Цитадель потихоньку оживала, пребывая в иллюзии, что зло повержено. Но оно лишь затаилось. В лидерах, готовых заливать чужой кровью алтари своих целей. В простых людях, согласных мириться с несправедливостью. В каждом, кто способен пойти на компромиссы с совестью и не желает знать, что может быть по-другому.

Джун не представлял, что произошло с Кайтен на Пике Галилея, и уже почти смирился с тем, что вряд ли когда-нибудь это узнает. Но он чувствовал, что там Кайтен сразилась со своим самым страшным монстром и вышла из этого боя победительницей. Теперь он намеревался сделать то же самое.

Когда он шагнул в гудящее автономными источниками энергии Логово, а с экранов мониторов оскалились многочисленные токкэби, Ким Джунхёна уже не существовало. Он был стерт из истории, упоминания о его существовании сгорели вместе с платами всех клиник, общественных организаций и заведений, где он когда-либо числился. В кресло опустился уже Монстр – не стесненный в средствах давления и борьбы, невидимый, вездесущий и могущественный как никогда.

Ведь кому-то необходимо было следить за подлинными чудовищами Цитадели.