идет, а все сказанное капитаном непреложная истина и выбитые сведения, а не бред сивой кобылы.

Только вот…

— Нафига?

— Та… Считай по старой дружбе. Барон-то обосрался. Всю неделю про «своего человека» распинался, а ворота так никто и не открыл. А стало быть, штурмовать придется… А кого вперед на штурмах шлют? Наемников! А кто наемниками командует? А оно мне надо? Вот то-то и оно. Ежели замковые к лесу побежали, там их и нагонят, а если у вас лаз какой в город есть, али веревки… Толку-то? Пусть себе порадуются. Днем раньше, днем позже — какой прок?

Хм, а я думал, он скрывать будет. Отрицать, что город к сожжению готовят. Брехать, что барон только за лордом и князем явился. Что гражданские в безопасности. То ли настолько уверен в своей безнаказанности, то ли знает, что не поверю. А может просто врать устал?

— И нормально тебе? Кошмары по ночам не мучают? Женщин да детей резать рыцарский герб не мешает?

— Да ты-то про рыцарей не лечи! — фыркнул северянин. — Сам же знаешь, дурь то все. И не жалоби, пустое оно. Наемный сброд жалеть лишь полоумный может. Вы знали, на что шли. И крови на ваших руках не меньше…

Хмурый взгляд на флягу окончился еще одним большим глотком:

— Так значит, ты и есть тот «инспектор», о котором мое мужичье трепалось? Выходит, это твоими силами князя не укокошили? А я, признаться, как-то и не подумал. Все дивился, как это так, моих дураков какой-то чужой наемник обломал. Выходит и ты тоже теперь «этим» служишь? — он ткнул куда-то в стену палатки и засмеялся. — Растем над собой как хрен над землей, а? А ведь раньше хохлился, мол «с феодалами в одном поле срать не сядешь».

— Ну ты и говно, конечно…

— Ох, опять это морализаторство! За несколько месяцев я и позабыл, какой ты нудный! Тебе самое место среди тех простуженных, что дохлого императора почитают! Покаяния хочешь? Слезинку ждешь? Да пес с тобой! Подавись своей слезинкой: и дня не проходит, чтобы я о том дне не жалел.

Притворная скорбь на его лице отозвалась жгучей болью в раненной ладони — со зла в кулак сжал.

— Сейчас расплачусь. Жалеет он, бедолага. Такой стресс, поди.

— Смейся-смейся. А я и впрямь жалею. Знаешь, как хлопотно сыскать годных мужиков? Ты же бродил по лагерю, видел этот сброд! На каждой утренней поверке пьянь вылавливаю! Ничего им доверить нельзя! Ну да ты сам видал, раз на празднике куролесил… Уж за что старика хвалю — так за зоркий глаз. Он-то тебя мигом приметил. Еще до ведьмы хлопотал, уговаривал. Мол, «молодчик с прибабахом, но гвардеец отставной, как пить дать к масти будет!» А я, признаться, отнекивался… Не доверял поначалу.

— Это меня сейчас вербовать пытаешься? В свою шоблу зовешь?

— А получается? — он смерил мою рожу. — Видать не особо… Но знай, коли захочешь, милости прошу. Капитаном поставлю, будешь как сыр в масле. Будешь служить, как в отряде служил — можешь уже герб рисовать. Хотя, у тебя ведь уже был герб? Та твоя куртенка в квадратный горошек, помнишь? Все спросить тушевался, а ты сам-то случаем не из благородных?

— По сравнению с тобой, и сутулая собака благородной покажется. — плюнул я. — Раз тебе так наш отряд нравился, может и не стоило его в засаду заманивать? Нахрена ты это сделал? Только из-за титула? Из-за этой мазни? — я ткнул пальцем в кавалерийский щит с личным гербом, лежащий на сундучке у края палатки.

— Много ты знаешь…

— Достаточно. Ладно, отряд — хрен с ним. Мы тебе чужие, все такое. Но деда-то за что? Мы же чудом выжили! Ты ведь родного отца продал!

— Да никакой мне не отец, говорено же! Хватит чушь молоть! Вечно лезешь, куда не знаешь! — резкая вспышка гнева стоила жизни фляге вина.

Поглядев на свои заляпанные ноги, капитан устало вздохнул и достал из сундука новую:

— Эта седая тварь мне судьбу поломала. Жизнь исковеркала… Нечего мне тут слезинки давить — он не получил и сотой доли, чего заслуживал!

Хлебнув вина, подвыпивший северянин охотно поделился их последним разговором со стариком. Судя по развязной речи, этот говнюк давно искал пару ушей, на которые можно присесть. Походу, с друзьями у него тут туго.

— Я этому Жимиру, что за стенами в ужасе трепещет, прихожусь… Двоюродным дядей, что ли? Не знаю, как правильно, если мать моя приходилась двоюродной сестрой его деду.

Капитан еще до нашего знакомства подозревал, что родства с дедом не имеет — слишком уж непохожи внешне. Тем более, в потоке старческого сквернословия порой проскальзывали странные пассажи, про каких-то барынь-боярынь. И, где-то за месяц до засады, капитан возьми да надави на старика. А тот и раскололся.

Еще когда северяне дрались за мост, а о взятии Грисби только мечтали, у одной толстой барышни вдруг родился сын. Из-за излишней «пухлости» женского тела никто и не подозревал о ее беременности. Ну а когда началось… Мякотка в том, что женщина оказалась теткой текущему Великому князю, а отцом он сам. Народу в Просторе живет меньше, чем в любых других регионах континента, но на суровости законов это не сказывается. Признавать плод инцеста племянничек отказался, а за рождение бастарда наказание для благородной особы было суровым.

И тут в дело вмешался седой мужик, что всю жизнь охотился на всякую нечисть. Он-то и принял отцовство на себя, дабы уберечь младенца от смерти. Тетку-то было уже не спасти, а вот отца бастарда ждало лишь изгнание.

— Бред какой-то… Что-то нифига не сходится. Может он по пьяни молол?

Хотя, дед тогда и не пил, вроде… Но все равно чушь какая-то. Старика самого бы прибили, невзирая на законы. Еще и дружеские отношения с молодым князем…

По-моему капитан мне просто гонит. Совсем напился, что ли?

— Кому бред, а кому ушат ледяной воды за шиворот… И главное, скрывал ведь, гад! Таился! А ведь я не дрань подзаборная, я Рорик! Да не простой, а законнорожденный! Не выродок какой! Это мне Грисби должен был достаться! Это мне дружина с гербом полагается! Понял теперь?! И нечего мне про «отца» заливать! Я тоже не дурной, у книгочеев выспросил — нет такого закона в Просторе, чтобы за бастардов казнили! Там вообще бастардов нет! Они и словес-то таких