В номер входили, входили, Алекс уже путался – или у него двоилось в глазах; кажется, в номер вломилась вся ФСО в полном составе, если это вообще ФСО; он дернул рукой, вырываясь.

Если бы выше пояса на нем чего-нибудь было, его схватили б за грудки, а так – было как бы и не за что.

– С-сука! – шипел Ринат, как уголовник. – Ну все! С-сука!

– Спокойно, спокойно! – Алекс выкручивался мягко и сам удивлялся легкомысленности и будто бы даже веселости своего-чужого голоса; он действовал как автомат, вкрадчиво, а может, как кот: выкрутившись, оказался где-то в полуметре от людей, а подхватывая из кучи тряпок свою футболку и что-то еще, одевался так, будто старался не привлекать внимание. Он с запозданием осознавал, что делает, а осознавая, понимал только, что делает правильно: забалтывая, выигрывая время, быстро-быстро одеваться, чтобы предстать во всеоружии. Так, как будто он только что, неизвестно как и откуда, случайно сюда влетел.

Через минуту, или через пять, Алекс обувался, уже не обращая внимания, что слишком резво ныряет к ботинкам вниз – и привлекая внимание к жесту, и разгоняя шум в ушах.

Кто-то долбился в ванную, так что через минуту, или через десять, все отвлеклись; замок щелкнул, и выплыла фигура; Алекс даже не понял кто, потому что панически зашнуровывал ботинки. Он ничего не понял. Боковым зрением – шубка; колготки! Ботфорты!!! Кто это?! Он отказывался поднимать голову; развязный хриплый голос пропел что-то вроде «вау, мальчики, как вас много», фигура подхватила что-то и выплыла из номера, крутя попой, как из кадра.

Ринат тряхнул его. Алекс сфокусировался.

– Теперь вы за все ответите.

– Вы? – с дурным весельем переспрашивал Алекс, но его опять тряханули, как тряпичную куклу.

– Охреневшая семейка…

Ринат продолжал держать его, полуобмякшего, когда на первый план выступил Юрий – его-то Алекс даже и не приметил за широкими пиджаками – и начал бить в грудь. То есть Алекс сначала принял это за шутку, прежде чем задохнулся всерьез. И Юрий тоже начинал как в шутку. Будто не умел. Потом разошелся. Ринат держал (хотя обмякший Алекс и не делал попыток вырваться), а Юрий бил. С отчаянием, чуть ли не всхлипывая. Как за поруганную веру. Fuck. Почему «как».

– Что? – задохнувшись опять, Алекс все-таки спросил и, согнувшись, то ли сплюнул, то ли попытался сплюнуть. – Теперь все можно?

Теперь Алекс точно сплюнул – тягуче, но на ботинок Юрию не попал.

Его, обмирающего, полуобморочного, вели – двери, двери, коридоры, длинные лампы, одна даже мигала, как в дешевых триллерах.

Кулер. Тележка горничной, покинутая. Что. Куда бежать.

Еще минуту назад это было пьяно, бредово и чуть ли не забавно, а теперь Алекс, пытаясь отдышаться, подавлял одышливую же паническую атаку – холодело в ногах, потели ладони, – хотелось упереться в этот гребаный ковролин и тормозить, пятками, носками; потому ли, что в нем сработал генетический страх? То, что еще минуту назад казалось дурацким приключением не с ним – маскарадом, – сменялось странной уверенностью, что теперь-то его уведут в подвал, и то, что вокруг будут крутить барабаны большие гостиничные стиральные машины – современные, – только усилит эту неотвратимость воронки.

Что-то его услышало.

Что-то парадоксально спасло его после того, как они мучительно долго ждали лифт.

Ринат нажал большой зеленый круг нулевого этажа – ну ладно хоть не ниже; в лифте уже ехали трое, так что втиснулись не все, кто его вел. Медленно соображая, туго-ржаво все это прокручивая, Алекс не сразу понял – а только этажа через два, – что трое говорят на английском. Безупречном британском. Лощеные такие мужики, хотя это, скорее, casual.

Они болтали про завтраки в другом месте, поскольку здесь плохая кухня. Алекс чуть не гаркнул:

– Вы делаете бизнес в Москве?

Они вздрогнули. Да, видок был у него, наверное!

И, не давая им опомниться:

– Привет, я Алекс, я тоже приехал из UK.

Они растерянно жали ему руку.

– Когда вы возвращаетесь в Лондон?.. Кстати, вы взаимодействуете с посольством? Там нужно регистрироваться?.. Я бы вас обнадежил, что теперь самое время делать бизнес с Россией и перед вами открываются все пути, но увы! В России это – революции – происходит каждые двадцать лет и, кажется, ничего не значит.

Он тарахтел, как пулемет, но, не давая им отойти от себя ни на шаг, то есть буквально прикрываясь ими, как живым щитом, пересек богатый холл и вышел на воздух – ряженый швейцар едва успел распахнуть дверь, – и дальше, от места подачи машины, где британцы затормозили, и дальше, мелкими шажками, вдоль здания, ускоряясь, и Ринат за ним шел или не шел – но по, крайней мере, не отражался в витрине, – и до того, как Алекс нырнул в первую попавшуюся кофейню, он даже не позволил себе обернуться.

И уже там, за столиком, чуть ли не рухнул.

Пусть попробуют взять его здесь.

Официант странно смотрел на него, потом все же подошел с набором папок – почти как в гостинице.

Завтраки не завтраки. Почему все так избыточно.

Алекс даже не взглянул.

– Большой американо, пожалуйста. – Он с трудом улавливал, на каком языке говорит.

Сейчас дверь откроется, и войдут… Но дверь открылась, и вошли две девчонки.

За соседним столиком еще две девчонки, разложив альбом и фломастеры, что-то рисовали и оживленно обсуждали, потом Алекс понял, что это сеанс психолога, и одна заставляет другую исповедоваться публично, но ему было неинтересно.