– А Сара где? – спрашиваю для очистки совести: давно понимала в глубине души, что она не придет сегодня.

Орландо протискивается внутрь мимо меня.

– Сказала – заболела.

– А ты поверил?

– Почему нет? – Он безымянным пальцем поправляет очки. Такой родной жест, знакомый, как мое собственное отражение в зеркале… Меня охватывает острое желание признаться во всем, излить душу.

– Она сегодня видела меня с Седаром.

– И что? – Он с наслаждением растягивается на кушетке, заполняя всю ее длину своими крупными длинными конечностями, и протягивает мне контейнер. – Пастелитос. От абуэлы[52].

– Спасибо. – Открываю крышку и вдыхаю сладкий аромат выпечки. – О, с гуайявой[53] и сыром! Обожаю. Поцелуй от меня миссис Ортис.

Орландо запускает лапу в контейнер, цапает коржик и со стоном наслаждения запихивает в рот.

– Так вот, – продолжаю, – о Седаре. Мы стояли с ним вместе, понимаешь? Вме-сте.

Брови моего друга взлетают до самой челки – совсем как у Сары. Он проглатывает последний кусочек сладкой субстанции и отирает губы.

– Че, правда? Ты – и эта звезда родео?

Пожимаю плечами, тоже откусываю от пастелитос и даже зажмуриваюсь: вкус и правда божественный. Настолько, что даже чуть-чуть приглушает переживания из-за Сары. Надо приберечь один для тети Ины.

– Ну и хорошо. С Сарой у вас все равно бы не получилось.

Его слова больно ранят, но ведь Орландо не знает всего. Он не виноват. Так что я просто отбрасываю это замечание как неуместное, упрямо цепляясь за надежды и иллюзии. Гну свою линию:

– Очень даже получилось бы. Мы с ней целовались, помнишь? И это было волшебно.

Орландо хрюкает. Желание поверить ему все секреты сразу пропадает. Швыряю ему в голову подушку.

– Ладно, давай кино врубать.

Наверное, и правда нет смысла вспоминать и спорить. Больше Сара передо мной никогда не раскроется так, как тогда. И вообще, не об этом сейчас надо думать, а о Джессе – как его вызволить, причем без содействия скрипки, ведь я чуть не утонула, охотясь за ней. Будем считать, тетя Ина права: это не папа манил меня ею.

Но если не он… пожалуй, я знаю кто. При мысли об этом все тревоги о Седаре и Саре разом отступают и меркнут. Значит, ему удалось выбраться из ночных кошмаров на свет божий… Меня охватывает дрожь. Падаю в кресло и обхватываю руками колени.

Половина какого-то довольно посредственного фэнтези уже позади, когда буря за окном расходится не на шутку. Начинаются перепады напряжения в сети – опять-таки напоминая мне о жутких сновидениях. Удары грома чередуются со вспышками молнии.

Меня тянет накрыться с головой одеялом, спрятаться, но вместо этого почему-то подхожу к окну и высовываюсь наружу. Очередной электрический разряд освещает кроны и ветви, гнущиеся на ветру. В паузах между диалогами и спецэффектами фильма я слышу их стенания и жалобы.

– Может молния дважды попасть в одно и то же дерево? – спрашиваю у Орландо, но он, оказывается, задремал! Даже рот приоткрылся.

Если сегодняшнее ненастье окончательно повалит мой дуб… Если этот крепкий старик повалится, то я, я-то как устою перед силами, упорно пытающимися сломить меня?

Сама не отдавая себе в том отчета, начинаю тихо насвистывать «Старинный дуб» – будто надеюсь: музыка оградит его от стихии. Несколько лет назад мне пришло в голову найти слова этой старинной баллады из цикла «Об убийствах» – папа ведь никогда их не «озвучивал». Трудиться пришлось долго, перелистывать кучу бесполезных страниц в интернете, перебирать массу текстов с таинственным и туманным содержанием, пока я наконец не набрела на сайт одного университета. Оказалось, в моей балладе рассказывается о девушке, которая холодной темной дождливой ночью крадется на свидание с мужчиной, а потом исчезает. Ее мать бросается на поиски, но дочь пропала без следа, как сквозь землю провалилась. Сердце безутешной родительницы разбито, она умирает от горя. И только много недель спустя один сквайр со своими собаками находит тело юной беглянки. Ее жестоко закололи и закопали под старинным дубом. Сквайр отправляется по следу, обнаруживает убийцу и бросает ему обвинение. Тот стреляет в себя и падает замертво. Хоронят его точно там, где он лишил жизни свою несчастную жертву, и не находится священника, который согласился бы прочесть молитву над проклятой могилой. Естественно, папа не стал петь мне обо всех этих ужасах.

Чтобы совместить стихи с уже известной мне мелодией, пришлось изрядно попотеть, но в конце концов вышло, и теперь вот они свободно льются мне в уши – только рокот грома иногда совсем заглушает их. Закончив очередной куплет, погружаюсь в раздумья.

После происшествия на озере для меня, пожалуй, самое лучшее – забыть обо всем и дальше жить своей жизнью, тут тетя Ина права. Но сейчас, здесь, у окна, глядя, как полосы адского пламени разрезают небеса и дождь пеленой укрывает лес, я думаю иначе, и мысль эта влечет меня так же сильно, как скрипка.

– Что, если… – шепчу я сама себе.

Тетя Ина сказала: «Мы вернули ее туда, откуда она появилась и где ей самое место». Но туда – это куда? Не в Ирландию же, на родину папиных предков? Нет, она явно имела в виду иное место.

По тетиному мнению, «эта скрипка – тьма, от смычка до нижней деки. По самой сути своей». А меня к ней тянет – так же, впрочем, как и к сраженному молнией дубу, о котором папа затягивал страшную балладу всякий раз, когда мы проезжали мимо…

Распахиваю настежь дверь трейлера и всем корпусом высовываюсь наружу. Ливень молотит меня по щекам, ветер откидывает назад волосы. Лес полон теней, деревья мечутся и стонут. Нельзя выходить в такой ураган, но желание сделать это уже овладело мною, и глубокая… правильность такого решения наполняет руки и ноги словно статическим электричеством, раззуживает плечи, наполняет силой мускулы, не дает оставаться на месте…

Потом здравый смысл побеждает, я закрываю дверь, но тут же вновь открываю ее – послушать скрипку, если удастся. И вот в промежутках между раскатами наконец улавливаю мелодию и могу поклясться, что это – «Старинный дуб»!

Мельком проверяю, спят ли по-прежнему Хани с Орландо, после чего – совсем как девушка из баллады – накидываю плащ и выскальзываю за порог в темную ненастную ночь. Дождь льет все сильнее, подъездная дорожка уже превратилась в реку. Забегаю за трейлер, ныряю там в сарайчик и во мраке пытаюсь нашарить лопату, но под руку не попадается ничего, кроме маленького совка, которым мама когда-то вскапывала землю для посадки цветов. За неимением иного хватаю его и устремляюсь вдаль по дороге, перепрыгивая лужи.