Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не знаю! – Разворачиваю сестру к себе лицом, а та все кричит «на полную мощность», разинув рот, кричит, кричит прямо мне в глаза.
– О господи. О боже, – взвывает Орландо. – А ну, на выход, срочно. Быстро!
Вскакиваю на ноги и бросаюсь к двери с Хани наперевес. Мой друг с треском захлопывает ее за нами. И в ту секунду, когда она закрывается, малышка умолкает.
– Осы, – поясняет Орландо. – Целый рой ос. Видимо, где-то в спальне у них гнездо.
Хани теперь не издает ни звука, только трясется в моих объятиях, по-прежнему вперив взгляд прямо перед собой. На правой щеке прорастает ярко-красный рубец.
– Хочу Джесса, – тихонько хнычет она.
Орландо очень осторожно пробегает пальцами по ее кукольному личику.
– Кажется, один укус есть. У нее нет аллергии?
– Кажется, нет.
– Осмотри ее целиком, вдруг они ее еще где-то ужалили, – распоряжается он и ведет нас в гостиную.
Больше нигде никаких отметин вроде бы. Вот уже и глазки прояснились, ужас ушел.
– Как ты, моя сладкая? Все хорошо?
Детка кивает, однако нижняя губа еще подрагивает.
– Сон. Плохой сон, гадкий. Дайте Джесса.
У меня разрывается сердце.
– Джесс уехал в путешествие, ты забыла? – Больше ничего мне не удалось для нее придумать после ареста; сказала: он собрался в экспедицию. – Но я с тобой. Что тебе привиделось, малыш? – обволакиваю ее голосом.
У Хани с самого раннего возраста – очень красочные сны, и ей до сих пор не хватает выражений для их описания. Воображение опережает словарный запас.
– Жучки. Много жучков с крыльями, – поскуливает бедняжка.
Орландо хмурит брови.
– И темно! Там было темно! – В голосе Хани уже слышны нотки настоящей истерики.
Я прижимаю ее к груди покрепче и укачиваю, пока она, по внешним признакам, слегка не успокаивается, а потом сажаю рядышком с собой на кушетку. Она совсем измучена и заваливается на меня бочком. Большой палец – в рот.
Теперь, когда ребенка худо-бедно утихомирили, озабоченность Орландо потихоньку сменяется любопытством. Он бесшумно скользит по коридору, шепча:
– Пойду взгляну!
– Осторожней там!
Слышу, как скрипит дверь спальни, а дальше – тишина.
– Ого! – раздается оттуда наконец.
– Что?
– Они все сдохли.
Стрекозой взлетаю с кушетки и присоединяюсь к первопроходцу. По ковру разбросаны десятки осиных трупиков. Орландо бережно кладет один на ладонь, внимательно изучает и выносит вердикт:
– Восточная желтая куртка[54]. Причина гибели неясна. Насекомые не падают просто так замертво прямо в полете.
– Ну, а гнездо?
Наш знаток природы шарит руками по стенам, скрупулезно осматривает потолок и углы.
– Нигде не вижу. Возможно, запрятано в стене. В общем, не ложитесь-ка вы тут, пока всё хорошенько не проверят. – Он последовательно прикладывает ухо ко всем стенам и долго прислушивается. – Я недавно ездил на выставку «Осы Флориды» в Гейнсвилл, в Музей естественной истории. Желтые куртки – невероятно злые и агрессивные создания. И гнезда у них бывают просто огромные.
У меня даже руки начинают чесаться и покалывать – словно на них осы копошатся. Блин, да ведь пару недель назад я ночью испытала точно такое же ощущение, только не знала, чему его приписать, как объяснить! Кожа все помнит…
– Можно мне их забрать домой? – Орландо направляется в гостиную с полными пригоршнями ос в обеих руках. – Хочу еще с ними повозиться. Интересные экземпляры.
– Пожалуйста, – говорю.
Сара бы тут, конечно уж, дала бы волю сарказму, но мне, честно говоря, не до Орландо – на ум вдруг пришло событие, имевшие место недели за две до смерти папы. Мне в детстве часто грезились осы, и вот однажды они заполнили мой сон в таком количестве, что буквально выкурили из постели. Я пробудилась и сбежала по ступенькам вниз, к папе, который как раз играл на скрипке. Когда мы вместе поднялись обратно, насекомые валялись повсюду дохлые.
Позже я объяснила себе это так: осы уже были в спальне мертвые и «оттуда» проникли в мою дрему – знаете, как если на самом деле ночью хочется писать, а во сне бродишь в поисках унитаза и никак не можешь найти. Наверное, и удирая по лестнице, я тоже еще как следует не проснулась…
Но теперь я не сомневаюсь – дело в скрипке. Их крошечные души слетелись на ее музыку, и она облекла их в плоть. И хоть в это трудно поверить, но получается: тогда они явились по мановению папиного смычка ко мне, а теперь, стоило взять одну-единственную ноту мне – накинулись всем сонмищем на Хани?!
Мысленно содрогаюсь. Выходит, ни Джесс, ни тетя Ина отнюдь не преувеличивали опасность. Удивительно, как я раньше этого не осознала.
Что еще умеет скрипка?
Гляжу, как в тумане, на Ханину пустую постель.
Все это сотворила я, одним прикосновением к струне.
Метнувшись в ванную, торопливо запираю футляр, зашвыриваю его далеко под свою кровать, захлопываю за собой дверь спальни и спешу в гостиную снова взять на руки сестренку. Сжимаю ее прямо-таки железной хваткой, наши сердца теперь бьются рядом, в едином ритме.
– Они больше не прилетят. Не обидят мою девочку, – обещаю я, но в ушах звенит тети Инина фраза: «Иногда даже те, кто любит нас больше всех на свете, могут причинить боль».
– Слушай, а почему это ты вся в грязи и мокрая такая? – интересуется Орладно, когда наконец Хани удается выпутаться из моих объятий, наклоняется ко мне поближе и всматривается: удручающе потрепанный вид, страх в глазах… – Что с тобой творится?
Как поведать лучшему другу о том, что только что, в разгар грозы, выкопала из-под дуба скрипку своего покойного отца? Никак. Особенно если лучший друг – агностик, влюбленный в науку. Орландо не любит разговоров о сверхъестественном. Вот бабушка у него – страшно суеверная. А сам он издавна и подчеркнуто держится подальше от всего, что не может быть объяснено рационально.
– Мусор выносила и упала в лужу, – вру торопливо первое, что на ум пришло. – Пойду переоденусь.
И, раньше чем у него возникнут новые вопросы, убегаю из гостиной, хотя чувствую: он провожает меня неверящим взглядом. Но есть и еще одна пара глаз, которая следит пристальнее и зорче, чем глаза Орландо, видит глубже, чем доступно ему, и я… я не знаю, чьи это глаза.
Надеюсь, что папины, но не думаю. Уже не его.
Поскольку точно уверена: в ванной со мной говорил именно папа и предупредил меня. Я не слушала тетю Ину, не слушала Джесса, но его должна послушать. А что он сказал? Он сказал: есть привидения, которые захотят утянуть меня за собою в ад. И я еще не готова противостоять им.