Джавид-бей, министр финансов, был в правительстве одиночкой, но в политической элите имелись и другие дёнме – в том числе энергичный издатель Ахмед Ялман. Со временем в исламской среде возникли жалобы, что эти люди создают республику, в то время как султанат должен быть сохранен как воплощение интересов всего мусульманского мира. В этом есть некоторая истина, хотя в каком-то смысле республиканский строй в рамках империи на Балканах был создан.

Летом 1908 года восстание офицеров увенчалось успехом, и Абдул-Гамид ушел на отдых во дворец Илдиз. Однако эти офицеры не имели политического опыта, и хотя вскоре в стране появился функционирующий парламент, султан и его окружение все еще назначали правительство. Опытные руки старых визирей все еще руководили страной. Но начали уже возникать трудности разного рода. Впервые состоялась настоящая забастовка, и она особенно сказалась на железных дорогах.

Увы, европейцы не оставили младотуркам запаса времени. Австрийцы открыто объявили об аннексии Боснии, болгары заявили о независимости, и их князь при явной поддержке русских объявил себя царем[50]. Недовольство росло, усиливалась также и религиозная реакция. Некто «Слепой Али», фанатик, получивший тайную поддержку от дворца, во главе группы солдат попытался напасть на парламент (в Турции этот эпизод известен как «события 31 марта», хотя их календарь, как и русский, отстает примерно на две недели). Все происходящее воскрешало в памяти влияние улемы и бесчинства янычар. Но к тому времени младотурки уже смогли сформировать свою «Новую армию», она прибыла из Салоник и сместила султана Абдул-Гамида. Хотя ему по очереди наследовали два его брата, отныне султанская династия стала не более чем экспонатом в музее Топкапи. Но как же младотурки использовали свою власть в 1909 году?

Некоторым народам национализм оказался навязан насильно, и именно это произошло с турками после падения Абдул-Гамида. Современная Турция начинается его свержением в 1909 году. Это, конечно, не означало, что младотурки хотели радикально изменить общество – они пытались контролировать правительство за сценой. Но они сами разделились – любой британский комментатор сразу же скажет о «комитете», «единении» и «прогрессе», которых нельзя иметь более, чем два из трех. Существовали исламисты различной степени; существовали либералы; существовали турецкие националисты; существовали секуляристы – люди, обычно с медицинским образованием, которые, как это свойственно врачам, смотрели на религию и религиозных людей с тихим презрением и более чем тихим недоумением.

Абдулла Севдет был одним из них и по происхождению являлся курдом. Он искренне желал бы избавиться от уродливой национальной одежды, уныния, постоянных глупостей, нелепых утверждений о моральном превосходстве, идиотской системы образования, даваемого высокопоставленным туркам, и автоматических обвинений со стороны Европы во всех грехах. Другой курд, Зия Гокалп, пришел к идее о необходимости турецкого национального государства. Еевропейские мыслители, такие, как Джон Стюарт Милль или Эмиль Дюркгейм, считали иначе: национальное государство – это препятствие для прогресса. Милль писал, что отсталые народы, такие, как шотландские горцы, баски и, как он указывал, курды, должны просто исчезнуть. Маркс считал так же.

Ко всему прочему крестьяне не могли достичь грамотности, если национальный язык не станет им проводником для образования. Иначе анатолийские селяне просто останутся в невежестве, вынужденные взаимодействовать с текстами на персидском или арабском. К тому же на практике перед турками имелся образец в виде балканского национализма, особенно греческого. Существовал древнегреческий язык, а также церковный греческий – оба очень далекие от мира крестьян. Были предприняты усилия, чтобы модернизировать язык, что привело к любопытному изобретению – metafora esoterica для «иностранных путешественников» и efemeristika для журналистов. Но Греция выиграла свои войны – а могла ли Турция сделать такое же усилие по модернизации национального языка с помощью языка, еще более удаленного от наречия обычных людей?

Старый турецкий словарь несет филологу истинное наслаждение, поскольку содержит такие слова, как ifrahat, то есть «гордость, которую отец испытывает по поводу достижений своего сына»; adamsendecilik, что значит «быть бессмысленно запутанным властью до такой степени, что требуется помощь» – проще говоря, sans parjles. Крестьяне широко пользовались этим языком. Но если Турция модернизировалась, следовало использовать более постоянный и единый язык, и младотурки начали навязывать турецкий язык нетуркам. Арабы жаловались.

После 1908 года, когда была отменена цензура, произошел буквально взрыв журналистики, на страницы прессы изливалось огромное количество едких комментариев и злобных дебатов. И здесь вскоре проявилась одна из наибольших слабостей секуляристов. Их довольно-таки замкнутый круг был непоколебимо уверен в собственном превосходстве; увлеченные звуком своих голосов, они не могли понять проблем и требований более низких слоев. Все это напоминало времена французской Третьей республики, где в 1906 году церковь была отделена от государства и солдаты штыками выгоняли монахинь из монастырей. Турция, как и предсказывал Абдулла Севдер, пришла к тому же или чему-то подобному в течение следующих двадцати лет. Но сначала последовало десятилетие кошмара.

Когда младотурки пришли к власти, как минимум в одном деле они управились совсем неплохо. Продолжив деятельность Абдул-Гамида, но с гораздо большей энергией и с лучшими кадрами, они занялись улучшением коммуникаций, реконструкцией городов и системы образования – в том числе активно создавая новые школы для девочек. Они сделали популярным футбол, ставший теперь родом национального сумасшествия. В начале 1900-х годов британцы устраивали футбольные матчи в Моде, на азиатской стороне Босфора. Турки хотели того же – но улема не одобрили эту идею, и турецкая команда под названием «Черные гетры» вынуждена была выступать в полумасках. Полиция вообще остановила их первую игру. Создавались лишь клубы для англичан, греков и других меньшинств – первый появился в Кадикое, возле Моды. И лишь после 1905 года, когда мальчики из лицея Галатасарай создали свой клуб, турецкие игроки приняли участие в только что возникшей Константинопольской футбольной лиге.

Зато при младотурках этот процесс пережил бум, а в наши дни по странному совпадению Галатасарай является любимой командой стамбульских курдов.

Но одновременно люди открыли, что значит быть турком, и даже приняли предположение (в действительности принадлежавшее иностранцам, особенно Арминию Вамбери и кому-то из венгров, а также русским татарам, которые нашли прибежище в Анатолии) о связях с давно потерянными братьями в Центральной Азии.