В августе 1896 года произошел первый реальный террористический акт, когда члены партии армянских дашнаков умело проникли в Османский банк в Галате, убили несколько человек, взяли заложников и угрожали взорвать все здание. Этот случай было нелегко замять, когда террористов вывозили из страны на яхте французского посла.[47]

Вслед за этим в Константинополе последовали регулярные вспышки гнева мусульман против армян вообще, и сотни, может быть даже тысячи их были убиты.[48] Затем обстановка снова успокоилась. Националисты из армянской диаспоры так никогда и не простили британцам то, что они посчитали предательством – но лорд Солсбери заявил, что, как бы ни старался Королевский военно-морской флот, он не может заплыть на гору Арарат.

Лишь русские могли воссоздать Армению. Они абсолютно не желали делать этого, их кавказский губернатор считал армян революционерами, и когда, в конце концов, в 1915 году разразилось несчастье с армянами, заместитель губернатора заметил, что турки дают русским то, что они хотели – Армению без армян.

Тем не менее британцы отвернулись от Турции, и Солсбери действительно списал ее со счета. Они имели другого возможного союзника или даже сателлита – Грецию. Это давно известный факт, что вплоть до 1947 года британцы были очень тесно вовлечены в греческие дела, вплоть до участия в ее гражданских войнах – хотя с учетом Индии и Палестины их собственная тарелка была более чем полна, а деньги из казны утекали (в конце концов британцы перевесили греческую проблему на Вашингтон).

Греки весьма подходили для общения с Лондоном – во всяком случае, гораздо лучше, чем турки. Они имели индо-европейский язык, корабельный фрахт, масонские связи и через браки довольно часто получали удивительно высокие посты и нужные приглашения. Особенно тесные связи у них сложились с Либеральной партией.

Крит, столь гористый, что османы не могли контролировать его, волновался, а его националистический лидер, Элефтериос Венизелос, обладал сильной харизмой. На Крите жили мусульмане, примерно треть населения. Критские националисты просто заявили, что их предков заставили обратиться в ислам, что христианство гораздо цивилизованнее, и что обратное обращение было бы актом милосердия. Либералы соглашались: слово «турок» для них означало лень, развращенность, болезни и угнетение. Так вещал Гладстон своим визгливым и не особенно убедительным голосом.

Греки сами спровоцировали беспорядки, ожидая, что англичане придут им на помощь. В 1897 году произошла короткая война, которую выиграли турки. Но греческие ожидания оказались не напрасными, потому что британцы заставили Абдул-Гамида отступить и отдать плоды своей победы. В течение десяти лет Крит на деле был свободным, и мир теперь узнал, что такое «этническая чистка» – мусульман выталкивали с острова жестоко, с большим количеством убийств. Если двумя поколениями позднее турки упорно боролись за Кипр, где сложилась похожая ситуация, это нужно рассматривать в контексте давних событий на Крите.

К 1900 году режим Абдул-Гамида – в Турции он обычно именуется «временем тирании», но в последнее десятилетие подвергся значительной переоценке – окончательно лишился поддержки. Оскорбления от иностранцев вызывали огромное негодование населения, оно как в фокусе проявилось в одном показательном случае. В те времена Македония охватывала территорию четырех нынешних балканских стран, известных каждая своими амбициями. Греки гордились своим цивилизующим элементом – Александром Великим. Сербы считали, что порт Салоники превратит их в достойное европейское государство. Болгары заявляли, что славяне-македонцы в действительности являются болгарами (их аргумент о близости языков популярен и сегодня). Существовали также албанцы, чье национальное сознание медленно начинало заявлять о себе.

В самом регионе процветал бандитизм, и османским войскам в окрестностях Салоник приходилось бросать все больше сил для того, чтобы контролировать ситуацию. В 1903 году европейские державы по разным причинам согласились не бороться за регион. Австрия и Россия взяли на себя инициативу и предложили до некоторой степени интернационализацию: здесь будут находиться иностранные полицейские силы под руководством нейтральных голландцев. Но порядка добиться так и не удалось, а присутствие иностранцев лишь побуждало различных националистов к борьбе против турок. Возникло даже опасение, что арабы, считавшие себя самой главной мусульманской нацией, отпадут от империи везде множился арабский сепаратизм.

В июне 1908 года состоялся еще один поворот в международных делах: царь Николай II встретился с Эдуардом VII на королевской яхте в Ревеле (Таллинн) на Балтике. Россия и Британия, обе опасавшиеся экспансии Германии, наконец-то пришли к соглашению – такому, какое представлял себе Солсбери. Оценивали ли они возможность раздела Османской империи: проливы – России, Сирия – Франции, Египет и нефть Ирака – Британии?

Офицеры Третьей армии, базировавшиеся в Македонии, обсуждали сложившуюся ситуацию, создали тайное общество и в итоге начали готовить мятеж. Это совпало с бурными дебатами, происходившими в других местах. Прежде всего они шли в различных школах, которые открывал сам Абдул-Гамид, где молодые люди (и даже девушки) получали образование на западный манер. Возникла идея показать, что ислам не противоречит европейскому образованию, включая знание французского языка, и эта идея ныне блестяще показывает себя в Турции; даже компьютер вовсе не противоречит мусульманской религии.

Однако появление новых наук означало также некоторые вопросы, а питомцы школ Абдул-Гамида были недовольны – помимо всего прочего, им нужно было лишь выглянуть из окна, чтобы увидеть важных иностранцев либо христиан, направляющихся в шикарные отели «Пера-Палас» или «Токатлиан», либо огромный «Гранд Центр д’Ориент», где послы и директора долговой комиссии делили налоги с местными греческими вельможами под защитой полиции Гамида и ее информаторов. Даже в самый крупный из институтов, лицей Галатасарай, юноши могли попасть только с огромным трудом, и здесь должны были кричать «Да здравствует падишах!»