– Они заплатят, – мрачно сказала Фракия. – За белозмея. За змеерода. За змеёныша, которого украли. Я буду охотиться на них. Я заставлю их заплатить за всё.

Илай кивнул; выражение его лица не менялось.

– Да, – сказал он низким и ровным голосом, таким холодным, какого Мика никогда не слышал. – И я помогу тебе в этой охоте.

Было жарко и тесно. Змеёныш широко распахнул глаза, но ничего не видел. Сердце бешено колотилось у него в груди.

Вокруг была только гнетущая тьма, в которой всё качалось и подпрыгивало. Густая, удушающая тьма. В ней воняло смертью. Казалось, ей не было конца.

Змеёныш отчаянно моргал, стараясь отогнать тьму. Но не мог: вокруг царила всё та же мутная ночь. Как будто его вернули в яйцо, из которого он так мучительно выбирался.

Он поднатужился, чтобы расправить крылья, и напряг лапы. Нужно было выбраться. Вылупиться ещё раз. Задняя лапа высвободилась, и когти царапнули мягкую стену, которая прогибалась, но не поддавалась. Он бы дохнул огнём, если бы мог, но его ноздри были зажаты, а челюсти не открывались.

Что-то больно ударило его по плечу.

Змеёныш замер.

Темнота вокруг него снова закачалась.

Змеёныш тяжело опустился на твёрдую каменную поверхность; он согнул задние лапы и издал приглушённый тревожный крик. Над головой что-то зашуршало и заскрипело, и внезапно на него хлынул ослепительный свет.

Он зажмурился. Что-то холодное опустилось ему на голову и затянулось вокруг шеи. Он неуверенно заморгал, а затем посмотрел вверх.

Над ним склонилась сухопарая фигура с крючковатым носом. Тёмные волосы падали мужчине на плечи, лицо обрамляла густая борода. Один глаз скрывала грязная повязка; блеснул второй глаз, глубоко посаженный и с толстым веком; мужчина открывал рот и издавал низкие гортанные звуки. Женщина, стоявшая рядом, кивнула. На её щеке были видны незажившие царапины. Она тихонько засопела, снимая с плеч рюкзак. Порывшись в нём, она достала свёрток и развернула его: внутри оказались длинные коричневые полоски.

Полоски вкусно пахли. Они пахли съедобно, и у змеёныша свело живот от голода.

Змеёныш потянулся вперёд, но петля на шее не пускала его. Женщина отбросила волосы с лица и протянула ему кусок мяса. Свисавшая полоска мяса задевала морду змеёныша, но разжать челюсти он никак не мог.

Отовсюду стали раздаваться гортанные звуки. Из одного рта, потом из другого. Потом снова из первого, но уже громче.

Женщина пожала плечами. Она взяла палочку, расщепила её на конце, втиснула в щель полоску мяса и намотала его на палочку. Затем она поднесла палочку к пасти змеёныша и протолкнула мясо ему между зубов.

Он проглотил мясо. Ему хотелось ещё – и ему дали ещё. Он ел, сколько мог, а затем, насытившись, отвернулся.

Он увидел ещё троих. Двое стояли. У одного была блестящая голова без волос. Другой был здоровенный, как валун. Третья, маленькая, в капюшоне, сидела у стены, сгорбившись, и прижимала руки к бедру; лицо у неё было измождённое. Из их ртов всё время доносились звуки: гортанные, гнусавые, шипящие…

Тот, у кого не было волос на голове, говорил громче всех. Его голос больше походил на рёв. Он всё время указывал куда-то вдаль; его взгляд следовал за вытянутым пальцем, а затем возвращался к остальным. Он посмотрел на сидевшую женщину, пожал плечами и поднял руки. Она помотала головой из стороны в сторону. Глаза у неё были влажные; она сморщилась, осторожно погладила бедро, приподняла пропитанную кровью повязку и показала рану, которая едва начала затягиваться: змеёныш увидел рваную кожу, запёкшуюся кровь и тёмную плоть. Здоровенный мужчина присел рядом с ней и обнял за плечи. Он взглянул на того, у которого не было волос на голове, и ткнул в него пальцем.

Внезапно все они зашумели одновременно. Все пятеро. Они размахивали руками и указывали в разные стороны; опускали руки вниз, затем снова начинали махать. Они постоянно двигали ногами и перемещались. Шеи вытягивались, челюсти сжимались. Они рычали и выли, фыркали и вздыхали; губы двигались, языки и зубы то обнажались, то прятались. Гам становился всё бойчее и громче, пока вдруг не оборвался так же внезапно, как и начался.

Змеёныш склонил голову набок и смотрел на них расширенными глазами.

Тот, у кого на блестящей голове не было волос, поднял руки. Теперь он один издавал шум. Только звучал он уже мягче и медленнее. Остальные молчали. Трое слушали его, иногда кивая; та, что была в капюшоне, не шевелилась. Голова её была опущена, она смотрела в пол. Здоровенный мужчина пристально наблюдал за ней и что-то тихонько бормотал, шевеля тонкими губами.

Она кивнула.

В следующую секунду снова раздались гортанные звуки, началось быстрое движение и шумная возня. Петля упала с шеи змеёныша, и снова повисла давящая темнота. От резкого рывка вверх он чуть не задохнулся; тьма задрожала и стала раскачиваться.

Он извивался и боролся, а затем замер в ожидании удара.

– Вы змееловы. А я змеерод, – сказала Фракия, глядя в глаза Илаю. – Это моё дело.

– Оно, конечно, так, – спокойно произнёс Илай. – Но сейчас, Фракия, с тобой нет твоего великого белозмея, на котором ты взмыла бы в небо над пустошью и устремилась в погоню, – он встретился с ней глазами. – Тебе нужна моя помощь, чтобы выследить их на земле.

Он посмотрел на изломанное тело Джуры у себя под ногами, и взгляд его наполнился гневом и болью.

– У меня с этими змееловами свои счёты, – мрачно добавил он. – И это уже моё дело.

Фракия кивнула, но ничего не сказала. Илай отвернулся и опустился на колени возле Джуры. Он шлепком отбросил маленького змея с зазубренным гребнем – тот принюхивался к кровавой ране на шее Джуры и теперь отлетел в сторону, пища от негодования. Илай снял со спины сумку, открыл и принялся рыться в ней.

– Не снимай рюкзак, Мика, – сказал он. – Мы не задержимся.

Мика нахмурился и посмотрел на завесу воды за спиной скалолаза. Свет фонаря выхватывал блестящие струи на подвижной поверхности водопада, похожего на камень, залитый золотом или серебром; за ним проглядывала чернота ночи.

– Мы уходим?

– Ты горишь желанием провести ночь в этом склепе? Я – точно нет, – не оборачиваясь, ответил Илай.

Он достал со дна сумки свёрнутую змеиную шкуру – Мика раньше её не видел. Скалолаз развернул кожу, отливавшую медью, и прикрыл ею тело Джуры.

– Хотел пустить эту отменную кожу на зимний плащ, – хрипло пробормотал он. – Но Джура заслуживает самого лучшего. Вот что, парень, – сказал он Мике, осторожно заворачивая тело в кожу и скручивая в рулон. – Там еще осталось кое-что из мазей, – его плечи дёрнулись, когда он кивнул в сторону месива из разбитых глиняных сосудов и переломанных коробок у стены. – В дальнем конце. Найди горшок, на котором нарисован круг, перечёркнутый крестом. Попробуй отыскать целый.