Тут он заметил кончик нити в уголке её рта. Мика взял её двумя пальцами, потянул и вытащил длинную нить. Он приблизился к девушке и раздвинул её губы.

Там что-то было – уголок грязной ткани, который он медленно и осторожно вытягивал у неё изо рта. Ткань зацепилась за острые зубы, затем поддалась, и Мика уставился на скомканный клочок грязной тряпки, который разворачивался на ладони его дрожащей руки.

Он повернулся к Илаю.

– Нельзя оставлять её здесь, – сказал он.

Голова кружилась, всё тело болело, как один большой синяк; когда она попыталась пошевелиться, боль лезвием пронзила её плечо. Она вздрогнула и замерла в ожидании, когда боль утихнет.

Раздувая ноздри, она стала принюхиваться. Воздух пах чем-то пряным и сухим. Она узнала запах торфяного мха и папоротника, и кончики пальцев подтвердили догадку: она лежала на матрасе из высушенных листьев и стеблей. Девушка почувствовала и другой запах, сладковатый и едкий – запах горящего дерева. Гикори. Прислушавшись, она уловила шипение огня и шорох: рядом кто-то двигался, стараясь быть незаметным, ходил крадучись и дышал совсем тихо. Это был мужчина, причём молодой – это она поняла, когда он тихонько откашлялся.

Где она очутилась?

Девушка осторожно разомкнула веки и в тоненькую щель разглядела стены – давящие стены из больших каменных плит, плотно прилаженных одна к другой, будто зацементированных темнотой ночи, которая проглядывала между ними.

Девушка поняла, что оказалась в одной из каменных хижин, которые часто видела среди скал, но никогда не отваживалась войти.

Хижина была без окон. Слева от девушки была закрытая дверь, через которую не выйти; зато в центре низкого плоского потолка была дыра: она сулила возможность выбраться. К ней тянулись струйки коричневого дыма. В хижине стоял массивный каменный стол с лавками по обе стороны. У боковой стены в полу было углубление, небольшое и неровное; в нём она и лежала.

Ещё там был мужчина.

Он сидел на корточках в дальней части комнаты, сгорбившись и повернувшись к ней боком. В темноте что-то булькало. Отблески пламени плясали на его лице и спине. Она почувствовала прелый запах свежего пота, а затем уловила запах масла.

Змеемасла.

Мужчина наполнял лампу и прерывисто дышал, осторожно переливая масло из глиняного горшка в маленький медный сосуд. Пролив немного мимо, он обругал себя. Затем он сглотнул, и девушка заметила, как у него напряглась челюсть и дёрнулся кадык.

Она повернулась, морщась от боли, снова пронзившей её плечо словно клинком, и приподнялась на один локоть.

Острое чувство потери, несущее с собой неуёмную тоску, захлестнуло её при мысли об Асиле. Как ей хотелось быть сейчас с ним, а не в плену этой хижины! Он был где-то там, снаружи, и если он уже вернулся на крапчатую скалу, то наверняка искал её…

Где же находилась эта хижина? И кем был этот мужчина?

Он змеелов? Вполне мог им быть, судя по тяжёлой куртке, плотным штанам и высоким ботинкам из дублёной кожи. Змеиной кожи. И пахло от него так же, как от змеелова: дымом и сыростью, с примесью слабого маслянистого запаха жира, которым они натирают свою обувь.

Её губы скривились, по стройному телу пробежала дрожь. Она вспомнила: пришли змееловы. Пятеро. Они забрали змеёныша. Две женщины, трое мужчин. Один широкоплечий, с глазами-щёлочками; другой бритоголовый; третий с крючковатым носом, неровными зубами и зловонным дыханием, с длинными засаленными чёрными волосами, которые падали на неё, когда он навалился на неё всем своим мерзким весом, водил грязными ручищами по её телу…

Тот, кто стоял сейчас перед ней, точно не был одним из них. Но он был змееловом, и этим всё сказано.

Она склонила голову в сторону. Плечо сжало, как тисками, и она едва сдержалась, чтобы не завизжать от боли.

Тут она заметила блеснувшее лезвие ножа. Он лежал на деревянной доске на дальнем конце стола. Ей нужно было выбраться. Сбежать. И нож бы ей очень пригодился.

Бульканье прекратилось, и она услышала глухой стук: змеелов основанием ладони ударил по пробке, и та с тихим скрипом втиснулась в горлышко глиняного горшка. Девушка села в своём ложе. Нож был так близко. Если бы не плечо, она уже дотянулась бы до него, завладела бы этим оружием.

Раздался резкий скрежещущий звук, за ним последовала вспышка белого света: змеелов протянул руку и поднёс к фитилю горящую спичку. Пальцы у него были длинные и тонкие. Он с тихим стуком опустил колбу; стены и потолок каменной комнаты внезапно озарил медовый свет. Мужчина поднял лампу со скамейки и обернулся.

Блеснуло лезвие. Теперь оно могло быть хоть в тысяче километров от неё; времени лечь обратно незамеченной не осталось…

– Ты проснулась, – сказал мужчина; вернее, никакой он был не мужчина: просто мальчишка.

Он был долговязый, с большими глазами, без намёка на усы или бороду, если не считать пушка над верхней губой, подсвеченного лампой, и тоненьких волос на подбородке, таких редких, что, казалось, их можно пересчитать. Он улыбнулся. Она ответила ничего не выражающим взглядом. Это была улыбка змеелова, нельзя было ей поддаваться.

Тут улыбка сошла с его лица; мальчик сглотнул.

– Как ты там? Как твоё плечо?

Глаза девушки на секунду расширились. Этот змеелов знал про плечо; что ещё ему было известно?

– Ты очень неудачно упала, – он кивнул и нахмурил брови. – Одному богу известно, с какой высоты ты летела, но, как считает Илай, ты очень легко отделалась, только вывихнула плечо. Илай его вправил, – добавил он. – А я помогал.

Она отбросила назад свои длинные волосы и огляделась. В хижине больше никого не было. Когда её взгляд снова остановился на мальчике, тот сглотнул. Да так, что его выпуклый кадык дёрнулся то ли от нервозности, то ли от неуверенности, – в любом случае ей было приятно, что из-за неё мальчишка чувствует себя не в своей тарелке. Это давало ей преимущество.

Ей бы только дотянуться до ножа…

– Илай – скалолаз, – снова заговорил мальчик. – Мы с ним попутчики; по крайней мере, так я это называю, хоть Илай и не из тех, кто даёт всему чёткие определения.

Говорил он так же нервно, как до этого сглатывал, видимо, по тем же причинам; слова лились бурным потоком. Ей трудно было угнаться за его мыслью. Она так долго ни с кем не разговаривала – уже и не помнила, когда ей последний раз приходилось вести беседу – и ничуть об этом не жалела. С Асилем слова были не нужны: они и так понимали друг друга. Изгиб его тела, наклон шеи, взгляд его янтарных глаз были намного красноречивее любых звуков, которые вырывались изо рта этого змеелова. И Асиль так же тонко чувствовал её.

Он бы понял, о чём она думала в эту минуту. Он бы тоже заметил нож на столе.