Робот, охваченный пламенем, как-то неловко оступился и завалился, цепляясь за ближайшее здание. Больше ничего не было видно. Только красноватое зарево в месте падения.

— А может и не идиот, — задумчиво произнес Пастор, — может, так и было задумано. Вот ведь кто-то развлекается. Надо будет покопать в том районе, интересный похоже квест.

Горящее золотом небо, пылающие дирижабли и роботы, мрачно отсвечивающее море вдалеке. Эх, красиво, я попытался запомнить этот момент для себя, вздохнул и дернул рычаг. Будем снижаться, скоро прибываем.

--

В зале был полумрак. На столиках стояли небольшие масляные лампы. Со сцены раздавались звуки музыки, выступало трио в шляпах-котелках, белых рубашках и жилетках. Солист в гриме заунывно пел под гармошку грустную песню, ему подыгрывали на барабанах и контрабасе. Непонятно почему, но это было смешно, и песня мне понравилась. В кабаре, куда меня затянул Пастор с Кроном, было много народа. Я поначалу отказывался, хотел пойти в отель и запустить одноухого зубана, что остался у меня после налёта Госпожи Кацентодд. К тому же меня немного раздражала парочка Зима и Манул. Они опять ругались, потом мирились, и смотреть на них мне было неприятно. Но Пастор был настойчив, Крон, отошедший после дороги, был убедителен и вкрадчив. Плюнув на все, я согласился.

Горячий глинтвейн приятно согревал, особенно после прохлады на улице. Люди оттаивали после не самого удачного рейда, пили виски и слушали артистов. Рокси, блондинистая подружка Зимы, утащила Пастора танцевать. Бомбер, здоровенный игрок, лысый и с почти детским лицом, обнимал Крона и говорил, как он его любит и уважает, как начальника, конечно. Крон смотрел куда-то вдаль задумчиво и строго. На сцене несколько фигуристых автоматонов отплясывали канкан, размахивая разноцветными юбками. Седой повелитель механоидов объяснял мне преимущество трансокеанических дирижаблей над трансокеаническими пароходами.

Выстрелила пробка шампанского. Рука вздрогнула.

— Бей!

Бомбер и седой посмотрели на меня странно.

— Я сказал это вслух? — слегка заплетающимся языком поинтересовался я.

— Вслух, а как еще? — сказал Бомбер.

— Это не я. Это все рука, — я закатал рукав и показал им свою механическую руку. Девятка вела себя прилично, слушалась, но немного самопроизвольно двигала пальцами.

— Что рука? — спросил седой.

— Это она говорит. Вообще меня не слушается. Дерется, — пожаловался я, — к девушкам пристает.

— Как?

— Ну вот так, — я ущипнул мимо проходящую официантку НПС, та тихонько взвизгнула, но потом улыбнулась.

— Ну, так и я умею, — сказал Бомбер и тоже попытался ущипнуть ту же официантку. Она легко увернулась, фыркнула и ушла. Бомбер загрустил, — давай армреслинг с ней. С рукой.

Он раздвинул стаканы и блюда с остатками еды и поставил на стол мускулистую правую руку.

— Она у меня левая, — сказал я, а Девятка снова пошевелила пальцами.

— Хорошо, давай левую, — не стал спорить Бомбер.

— Три, два, раз! — посчитал седой.

Девятка в одно движение завалила руку Бомбера.

— Эй! Я не был готов! Выпьем?

— Выпьем!

— Как здорово, когда у тебя одновременно и рука, и поговорить, — глубокомысленно заявил присевший рядом Пастор, — рука-друг? Нет, она же женского пола, о! У Серого есть подружка! Ну и пусть, что это его же рука.

— Отстань, Кость.

Пастор взял рюмку, стукнул ей по Девятке и вылил содержимое прямо на нее. Виски потекло по механизму, а потом закапало на пол.

— Блин, Пастор, теперь ее мыть.

— Пусть твоя рука с нами выпьет. Расслабится.

— Ты пьян. Хотя да. Она иногда нервная и напряженная.

— Массажик расслабляющий. Эй, Рокси! Хочешь сделать Серому массаж его железной руки?

— Фу! — донеслось до нас.

— Не хочет, — философски заметил Пастор, — ну! За это надо выпить!

Выступление артистов закончилось. Манул порывался взойти на сцену, ему срочно надо было спеть. Охранник НПС с каменным лицом мягко, но непреклонно не пускал его. Крон куда-то вышел и не вернулся. Бомбер пел грустную непонятную песню тихим басом, подперев щеку кулачищем. Зима спала, свернувшись калачиком на диване, а Рокси толкала ее и говорила, что она хочет танцевать. Пастор и еще двое игроков курили сигары и пускали в потолок белый дым. Девятка гладила по голове стоявшего рядом совсем маленького автоматона с лотком сигар. Автоматон сверкал глазами, но сносил фамильярность моей руки стоически. Седой рассказывал мне об устройстве паровых двигателей, но я его не слушал. Я разглядывал картины, висящие на красных стенах кабаре. Смотрел как под звуки механического пианино на площадке танцевал игрок в обнимку с танцовщицей канкана, та смотрела на него пылающим взором и крепко обнимала металлическими руками. Смотрел как два охранника тащат упирающегося Манула на улицу. Так ему и надо. У меня появилось непреодолимое желание достать лисий хвост. Мелкий разносчик сигар убежал, и поэтому я предложил хвост Девятке. Та не реагировала и спокойно валялась на столе. Пойти что ли подраться с кем-нибудь? Чего-то мне вон тот бегущий к нам игрок не нравится.

— Народ! Там Манул на дуэль Ржавых вызвал!

Я растолкал лежащего на столе Пастора.

— Пойдем посмотрим, там Манула бьют.

Кое-как выбравшись из кабаре, мы увидели нескольких полицейских. Один из них надевал наручники на одинаково протянувших руки коричневых автоматонов. Еще двое полицейских уверенно, экономными движениями били дубинками валяющегося на земле Манула. Несколько стражей порядка повернулись к нам. Самый старший из них, с огромными усами и в медном шлеме, положил руку на револьвер и сказал:

— Господа, какие-то проблемы?

— Тихо, народ! — сказал Пастор, — нет, господин полицейский, никаких проблем!

— Но… — хотел возмутиться один из игроков.

— Манулу это будет полезно, — хоть пьяным голосом, но жестко отрезал Пастор, — если ты думаешь, что тебе тоже будет полезно, вперед!

Усатый полицейский подозрительно посмотрел на меня.

— Я не с ним! — только и смог сказать я, показывая на Манула, которого грузили в повозку, запряженную железной лошадью.

— Ну и идите тогда! — жестко отрезал полицейский.

— Товарищ офицер, подождите секунду, я видео записываю, — сказал Пастор.

Мы вернулись назад, выпили еще по одной. Потом я пытался растолкать Пастора, которой опять уснул за столом. Рокси танцевала на сцене, размахивая огромным синим знаменем. Я будил Зиму и рассказывал ей, что Манул подрался с полицейскими. А она мне говорила, что я подлец и что она ненавидит меня и Манула моего тоже. А потом я тоже полез на сцену и с кем-то целовался. А потом я ничего не помню.