всего лишь процитировал Рэдиссона на открытии. А что я должен был сделать? Высосать что-то из пальца?

– А разве ты не этим занимаешься?

Я почувствовала, как Лароса ощетинился, но Эдиссон тут же вмешался:

– Ладно вам, парни. Лароса пишет для «Вестника», мисс Кимбл. Будьте при нем осторожны, а то наутро станете героиней светских сплетен.

Лароса состроил гримасу:

– Мне хватает болтовни о светском обществе и на работе. Мы хотя бы здесь можем об этом не говорить?

– Подождите… это вы – автор колонки о светской жизни в «Вестнике»? – спросила я.

Тихо присвистнув, Венц сделал вид, будто ищет, где спрятаться:

– О боже мой! Здесь еще один человек, ставший его жертвой!

Не обратив на него никакого внимания, Лароса затянулся сигаретой.

– А вы, я вижу, весьма сообразительны, – сухо процедил он мне.

– Но… вы не можете им быть…

– Может! Это он! Альфонс Бандерснитч во плоти, – объявил Эдиссон. – А ведь я ему говорил, что имечко он себе выбрал ужасное.

– Но оно довольно хорошо обеспечивает мне инкогнито, разве не так? – спросил Лароса.

– Но вы совсем не такой, каким я вас себе представляла! – воскликнула я.

Лароса был слишком молодой, слишком мужественный, слишком итальянец.

– Так все говорят, – вмешался Эдиссон. – Не зря я повторяю тебе, Лароса: ты пишешь как угрюмая старуха, живущая с сотней кошек.

Данте Лароса ответил ему тонкой улыбкой:

– Может, ты позаимствуешь мне парочку своих кошечек, Эдисон. Чтобы я лучше соответствовал твоей характеристике. Между прочим, Олдер пообещал отправить меня вскоре на Пиратский берег.

– Он всем это обещает, – встряла женщина в черном, отрекомендовавшаяся мне как Блайт Маркович, автор воскресных очерков для «Экземайнера». И добавила, уже обратившись к Ларосе: – Олдер будет говорить вам то, что вы хотите услышать. Постоянно. Лишь бы вы работали у него и дальше. Но это не значит, что он выполнит свои обещания.

– На этот раз, я думаю, он сдержит слово, – проронил мрачно Лароса.

– Поменять сливки на отбросы – это чересчур даже для тебя, – сказал Эддисон.

– Как знать. Может, для меня окажется облегчением писать об убийцах людей, а не об убийцах этикета котильона, – парировал Лароса. – Разнообразие всегда на пользу.

К нам подошла женщина в тюрбане:

– У вас вечеринка? А почему я не приглашена?

– Потому что ты носишь такую нелепую шляпу, – сказал Венц.

Женщина погладила узорчатый шелк:

– Вам она не нравится? А по-моему, очень стильно.

– Опять поклоняешься идолам в Чайнатауне? – поинтересовался Эдиссон.

Блайт Маркович вздохнула:

– Ох, Гелли, ну когда, когда же ты научишься различать религии? Эдит, присоединяйся к нам. Познакомься с мисс Мэй Кимбл, загадкой, которую Эллис по глупости привел в «Коппас». Мисс Кимбл – Эдит Джексон.

– Художница, – пояснил мистер Эдиссон.

Эдит Джексон выпустила в потолок длинную струю табачного дыма:

– Как приземленно, Гелетт! Обычно ты не столь небрежен со словами. Я предпочитаю называться «акварелисткой», на первую букву алфавита. А чем вы занимаетесь, мисс Кимбл? Кроме того, что украшаете своим обществом нашего именитого архитектора?

– Чем я занимаюсь?

– Вы писательница? Поэтесса? Драматург? – скользнула глазами по залу акварелистка. – Только не говорите мне, что вы рисуете. А то я сбегу от вас к Кармелю, там нет конкуренток.

Я тихо рассмеялась:

– Я немного рисую, но только комнаты.

– Комнаты? – эхом откликнулась мисс Джексон.

Эллис Фарж подлил мне вина в бокал и сказал:

– Бога ради, довольно инквизиции.

– Мы здесь особо не церемонимся, – заявил Венц. – Никаких «мисс», «миссис» и «мистеров» за этим столом. Мы должны придумать вам подходящее прозвище. Если, конечно, позволим вам остаться в нашей компании. Скажу вам больше: мы проведем после вашего ухода голосование.

– На предмет чего? – уточнила я.

– Нравитесь вы нам или нет. Вы сейчас проходите испытание. Будьте внимательны и осмотрительны. – Затушив бычок своей последней сигареты в уже пустом бокале, Данте Лароса откинулся на спинку стула, а затем, понизив голос и придав ему доверительный тон, спросил у меня: – Не брезгуете посещать дешевые кабаки?

Разговор вокруг нас велся громко. Я обвела взглядом всех сидевших за нашими составленными столами, но, похоже, никто не обратил внимания или не придал значения тому, что Лароса обратился лишь ко мне.

– Я не понимаю, что вы имеете в виду…

– Только то, что «Коппас» не жалуют не только представители высшего света, но и подражающие им выскочки, мнящие себя сливками общества.

– Вы причисляете меня к ним?

– Я причисляю вас к тем, кого можно увидеть в Инглсайде либо на пьяных вечеринках на яхтах, либо в скандальных плавательных костюмах в «Купальнях Сатро».

Мои щеки зарделись, но я постаралась не думать об этом и придать своему голосу такой же насмешливый, как у Ларосы, тон:

– О да, благодарю вас за столь пристальное внимание к моей персоне. Мне понравилась подпись под фотографиями. Очень остроумно. Это вы ее придумали?

Лароса ухмыльнулся:

– Рад, что вы оценили ее по достоинству. Жалею, что не оказался в тот момент в купальнях и не увидел этого воочию.

– Удивлена, что вас там не было. Мне казалось, вы вездесущий.

Лароса состроил гримасу:

– Увы, нет. Я стараюсь избегать Ревнителей Отмирающих традиций. Слишком уж они скучны.

– Ревнители Отмирающих традиций? Кто это?

– А мисс Салливан вас не просветила на этот счет? Удивлен. Они под стать консерваторам, только еще более пресные и нудные. Жены сенаторов и иже с ними. Очень старая школа.

Я ничего об этом не знала.

– А кто относится к консерваторам?

– Хоффманы, Олриксы, Маккеи… сотня влиятельных семейств.

– Старые семейства Сан-Франциско, – догадалась я.

– Старые деньги, иными словами – потомственная денежная аристократия, – Лароса наклонился ко мне еще ближе. – Очень респектабельная публика. Но не веселая. Ваше место – в кругу энергичных и модных Ультрас. Они не такие скучные и не такие парвеню, как эти ваши Выскочки.

Парвеню. Слова Голди о Хоффманах и Олриксах, Клуб почитателей котильона… Все это разом зазвенело в моих ушах. Похоже, в моем восприятии Сан-Франциско оставались пробелы.

– Мне сложно об этом судить…

– Не хватает образования. – Лароса прикурил очередную сигарету. – Как вы познакомились с Фаржем?

– Он работает на моего дядю.

– Джонатана Салливана, – нараспев произнес Лароса. – Строителя, члена попечительского совета. Обладателя любовницы с Очень-Важными-связями, больной супруги и красивой дочери.

Я озадачилась:

– Вы всегда так поступаете при знакомстве с новыми людьми?

– Как поступаю?

– Перечисляете все, что вам о них известно?

Лароса пожал плечами:

– Лучше действовать и вести разговор в открытую.

Я оказалась в замешательстве: как мне к нему относиться? До этого казалось, что колумнист «Вестника» чем-то мне близок. Но сейчас я осознала, что всего лишь измыслила из него друга, которого мне хотелось иметь.