* * *

Речи Черчилля этого периода остаются прекрасным чтением и сейчас, через 75 лет после их написания. Знать их необходимо, чтобы понимать этого человека и его роль в истории.

Его обращение к палате общин 20 августа 1940 г. памятно прежде всего ярким и точным признанием заслуг летчиков-истребителей Королевских ВВС. «Никогда на полях сражений человечества, – заявил Черчилль, – столь многие не были настолько многим обязаны столь немногим»[493]. Пилот «Спитфайра» Хью Дандес позже сказал: «По-моему, мы не сознавали, что творим историю, пока мистер Черчилль не произнес речь о “немногих”. Мы все тогда почувствовали гордость и осознали, какую важную играем роль, но до этого, мне кажется, мы и не задумывались об этом»[494].

Значительно менее запоминающейся частью той же речи была сводка Черчилля о ходе войны, оруэлловская по стилю благодаря сдержанности и немногословной точности описания неудач, случившихся в эти первые месяцы его руководства.

Две ночи спустя центральный Лондон впервые подвергся бомбардировке. Каталог бедствий, составленный Черчиллем, подводит к очень болезненному моменту – возможности высадки немцев в Англии. Обсуждение этой возможности было не просто способом подхлестнуть людей. В это время Черчилль вполне серьезно размышлял об этой перспективе. Среди вопросов, которые ему пришлось решать, был вопрос о возможной роли британской полиции на территориях страны, оккупированных Германией. Должны ли полицейские вести борьбу с врагом или обеспечивать общественный порядок? Если второе, следует ли им заранее дать приказ сотрудничать с немцами с этой целью? Это был непростой вопрос. «Если они окажутся на территории, фактически оккупированной врагом, – распорядился Черчилль, – то должны сдаться и подчиниться вместе с остальными жителями, но не должны оказывать врагу никакой помощи ни в поддержании порядка и ни в чем другом»[496].

Страх перед вторжением достиг максимума, когда в конце лета британский самолет-разведчик засек, что немцы спешно накапливают десантные баржи в голландских, бельгийских и французских портах. 7 сентября 1940 г. в 20:07 британское верховное командование передало сигнал «Кромвель»[497], кодовое слово, означающее, что высадка немцев на английскую землю неизбежна. Романист Ивлин Во, служивший в то время в Королевском ВМФ в Африке, в письме жене советовал в случае высадки немцев дождаться благоприятного момента и уезжать в Квебек, где он впоследствии постарается найти ее. Джорджу Пеллету, члену подготовленной британской диверсионной группы, сказали, что после высадки захватчиков ожидаемая продолжительность его жизни составит семь дней[498].

Однако немцы выбрали другую тактику. Когда их попытка уничтожить противовоздушную оборону Британии не удалась, командование люфтваффе отдало приказ просто бомбить страну – главным образом Лондон, и особенно его восточную часть, где возле портовых доков и фабрик жили бедняки и рабочие. Геринг предполагал, что горящий Лондон лишит англичан воли к борьбе.

В ту же ночь, когда был передан сигнал «Кромвель», начался так называемый «Блиц»[499]: 438 бомбардировщиков[500] и 617 истребителей люфтваффе атаковали Лондон. Двигаясь в сторону Англии в тот день, они образовали в небе прямоугольник шириной 32 км и глубиной 64 км.

По мнению некоторых наблюдателей, новый подход должен был сработать. В первую ночь «Блица» Джозеф Кеннеди, идя с другом по Пикадилли, сказал ему: «Ставлю пять против одного на любую сумму, что Гитлер через две недели будет в Букингемском дворце»[501]. В Госдепартамент он передал, что Британии пора признать поражение[502].

Действительно, в сиренах воздушной тревоги, в вое падающих бомб, в дыму, пламени и смерти, которые они оставляли на земле, «возникало чувство неминуемого апокалипсиса»[503], подытожил британский историк и романист Питер Акройд. Поэтесса Эдит Ситуэлл передала ощущения от этого момента в стихотворении:

По сообщению лондонского пожарного, горело так сильно, что «от жара пузырилась автомобильная краска»: «Лица людей покрывались волдырями… Жжет глаза, жжет в носу. Подбородок у меня был сильно обожжен, весь в волдырях. Когда крыши рухнули, искры ударили из окон, словно вздутые гигантскими мехами»[505].