– Ну, маленький, не надо. Я здесь, я с тобой, у нас все хорошо. Бедняжка моя! Я люблю тебя, никуда я не уйду, если ты не хочешь. Я здесь…

На душе у него было тяжело. Наконец Марина немножко успокоилась, и он смог отцепить ее от себя:

– Взгляни на меня! Ну? Ты видишь – я здесь.

Марина напряженно смотрела ему в лицо.

– Ты слышишь, что я говорю? Ты меня понимаешь? Я тебя люблю! Я с тобой, все хорошо…

Она сморщилась и заплакала – горько и безнадежно, тоненько подвывая. Леший еще долго бормотал утешительные слова – пока она не затихла. Вся ледяная, бледная, мокрая от пота, она смотрела на него запавшими глазами:

– Прости меня…

– Перестань! Хочешь, я тебе ванну сделаю? Согреешься?

– Сил нет…

– Я помогу.

Он отнес ее в ванную, посадил на стиральную машину – сидишь? Держись! Налил воды, добавил какой-то пены из пластиковой бутылочки, раздел Марину и помог ей влезть в воду – она сразу же затряслась еще сильнее, и Алексею пришлось придерживать ее за плечи. Постепенно она расслабилась. Не открывая глаз, она прошептала:

– Меня мама так же отмачивала один раз в ванне, когда мне очень плохо было. Потом волосы сушила и расчесывала. Ей было жалко меня. Она редко жалела.

Леший хотел было спросить, почему ей было плохо, но передумал – и так не сильно все хорошо, чтобы еще углубляться в прошлые беды. Марина порозовела и перестала трястись, но глаза все еще были несчастные, и Лёшка боялся, что она опять заведет свое жалкое: «Прости меня!» Но она слабо улыбнулась и сказала:

– Все-таки забыла я табличку прицепить.

– Какую еще табличку? – Леший испугался, что она заговаривается.

– Помнишь, мы с тобой обсуждали мои… мои критические дни? Осторожно, окрашено.

– Ах, вот оно что! – У Лёшки отлегло от сердца. – Так вот почему все эти капризы!

Отлегло-то отлегло, но мысль о том, что теперь так оно и будет каждый месяц, его ужаснула.

– Ну да. Завтра – наверняка начнется. Ты… ты потерпишь несколько дней?

– Марин! Ну, ты что в самом-то деле! Я кто, маньяк сексуальный, по-твоему?

– А то нет! – прошептала Марина, но он услышал.

– Так, все! Давай-ка вылезай! Смотрю, ты уже оклемалась.

Оклемалась, но тело еще не слушалось. Лёшка завернул ее в свой полосатый халат и донес до кровати на руках, а когда накрывал одеялом, Марина тихо сказала:

– Но сегодня еще можно! Это я на всякий случай.

– Нет, и кто из нас сексуальный маньяк, а? Не надо меня задабривать таким образом. Ты на себя-то посмотри…

И увидев, как она мгновенно расстроилась, закричал:

– Да я не в этом смысле! Ты еле жива, а туда же. Ах ты, господи. Перестань, не начинай все сначала. Да, ты сейчас похожа на мокрую курицу. Но я тебя все равно люблю! Всякую! Я тебе сто раз говорил. Я тебя какую угодно люблю: ты хоть налысо подстригись – я все равно…

– Значит, волосы можно не отращивать?

– Как это – не отращивать? А мечта моряка?

– Да мне теперь и не отрастить такую косу! У тебя вон волосы длинней моих.

– Ну, тогда я отращу.

– Слушай, а правда! Тебе пойдет!

И добавила мечтательно:

– Мне всегда нравились мужчины с длинными волосами. Будешь хвост завязывать…

– Какие это еще мужчины тебе нравились? Нет, ты подумай! Давай-ка поспи лучше.

– Мне чаю хочется…

– Чаю? Сейчас согрею. С лимоном?

– Ага. И тортика!

– Тортика нету.

– Ууу…

Он не выдержал – поцеловал в губы:

– Тортик! Сама ты тортик! Хочешь, схожу куплю?

– Это долго…

– Ну, чаю сладкого?

– Давай.

– Ты проживешь без меня пять минут?

– Проживу.

– Точно? Ты поняла – я пошел на кухню! За чаем.

– Лёш, я не сумасшедшая, – сказала Марина ему в спину, а он в эту самую секунду с тоской думал, что, если так и дальше пойдет, надо будет все-таки показать ее врачу. В чай он на свой страх и риск плеснул коньяку. Удержать чашку Марина не могла – дрожали руки, и Лёшка поил ее, как ребенка.

– Поспишь, может?

– Полежи со мной! Пожалуйста!

Леший забрался к ней под одеяло, обнял.

– Ну, как ты, маленький?

– Получше…

– Вот и хорошо.

– Совсем я тебя замучила.

– Да ладно! Ничего не замучила, – ответил Леший совершенно искренне, как будто не он пару минут назад трагически размышлял, насколько его хватит при такой жизни. – Меня так просто не возьмешь. Если б ты знала, какие скандалы мне Стелка закатывала! Да ты ей в подметки не годишься.

– Стелка?!

– Ну да. Стелла, бывшая моя. Я женат был, ты забыла?

– Забыла!

– Марин, ты прости меня за это дурацкое радио, но мне – ей-богу! – и в голову не приходило, что оно может так тебя раздражать. Я машинально включаю, не думая.

– Ужасно почему-то бесит. Главное, когда сама включаю, как будто так и надо, а когда ты… Но все равно не понимаю: ладно, ты бы его слушал! Но ты же не слушаешь! Ты включаешь – и уходишь!

– Марин, я не знаю, почему я так делаю, правда. И я не уверен, что не стану опять…

– А я тогда буду на тебя ворчать, вот.

– И пилить?

– Ага. Ворчать и пилить.

– И не страшно. Марин, я не знаю, как сделать, чтобы ты не пугалась всякой ерунды. Мы живые люди! Ну, поссоримся – помиримся. Мне ведь тоже… не просто. Я все понимаю, ты не привыкла жить одним домом с мужчиной, но я-то тоже не привык… жить с любимой женщиной, понимаешь? Я тоже боюсь! Тоже не знаю, как с тобой правильно обращаться. Вдруг что не так сделаю, скажу не то. Как слон в посудной лавке, честное слово! Ты бы мне просто сразу говорила – я пойму. Я вообще-то вменяемый! Почему ты мне про это радио сразу не сказала?

– Я боялась, ты огорчишься…

– Ага, а сейчас я прямо обрадовался, да?!

– А я? Я ведь тоже тебя раздражаю чем-то, нет?

– Ты? Так я и сказал!

– Ну, ничего себе! Я должна ему все высказывать, а он…

– Да я-то переживу! А ты опять пугаться начнешь и суетиться вокруг меня, да прощенья просить неизвестно за что. Вот это – бесит! Марин, я могу рассердиться, обидеться, наорать, но я люблю тебя! И не оставлю, понимаешь? Это… это физически невозможно! Ты так… проросла внутрь меня. Как я могу тебя бросить, если ты – внутри?