– Нам придется.

– Я здесь только потому, что не хочу умирать.

– Ты здесь, потому что ты принадлежишь мне. – Он касается моей щеки и растягивает губы в холодной ухмылке. Взгляд его красных глаз пронзает меня, словно острой стрелой. Я задыхаюсь от ужаса. – Я живу вечно, но ты – нет. И ты можешь сопротивляться хоть до конца своих дней. Но это вряд ли можно будет назвать жизнью.

Высвобождаюсь из его пальцев. Я не сдамся. Он должен это понять. Из моих сжатых до судорог кулаков сочится кровь.

– Я уже видел такое, Ариадна, – шипит Люцифер. – Спроси у Норин. Мы часто разговариваем.

– Она сильная.

– Поразительная слабость человека состоит в том, что в вашей жизни ничто не вечно. Вы не в состоянии контролировать и сотой доли того, что имеете, и заблуждаетесь, считая, будто у вас есть власть над собственными эмоциями, поступками или желаниями. Сегодня Норин говорит мне «нет». Но изменится одна деталь, вырвется из клубка одна ниточка… – он тихо выдыхает и, отшатнувшись, закрывает рубиновые глаза, – я услышу то, что хочу, потому что умею и могу ждать. И в отличие от вас, у меня много времени. Я не спешу.

– Вы живете так долго.

– Очень долго.

– И никто не сумел вам воспротивиться?

– Понимаешь, Ариадна, бороться со мной сложно. Вопреки всеобщему мнению, я не насылаю на людей демонов и не коверкаю их души. – Люцифер небрежно пожимает плечами. – Мне незачем делать это. Я лишь пробуждаю в людях их истинные желания и страхи. Дьявол – это не мое имя, а имя каждого человека, когда он сбивается с Пути Господнего и наконец понимает, на что он способен. И потому борется он не со мной и не с «темными силами».

– А с чем же?

– Со своим отражением.

– Очень удобное объяснение, – едва слышно рычу я.

– Спроси Норин, чего она боится больше всего, и ты удивишься, услышав ответ. Самый страшный монстр сидит в каждом из вас, а вы так и не поняли этого… – Мне хочется накинуться на него с кулаками, но я понимаю, что это бессмысленно. Более того, я невольно понимаю, что в чем-то он прав. И это раздражает меня еще сильнее.

– Я милосерднее вашего бога! – восклицает Люцифер, резко оборачиваясь ко мне. Его взгляд чуть не отбрасывает меня к стене. – Я даю вам шанс выбрать: жить или умереть. Я даю вам возможность не только ощутить силу, но и оказаться абсолютно беспомощным! Я знаю цену твоей силе, Ариадна, потому наделяю тебя не только даром, но и проклятием.

– Проклятием?

– Это моя любимая часть сделки, – из воздуха появляется черное, обитое бархатом, кресло. Люцифер присаживается, достает из внутреннего кармана черный пергамент и щелкает пальцами. В его руке появляется авторучка.

Я ошеломленно хлопаю ресницами. «Лишь бы не упасть в обморок».

– Итак, Ариадна Мари Монфор-л’Амори. Твоя способность заключается в умении контролировать разум людей и распоряжаться их жизнью.

– Жизнью? – глухо переспрашиваю я.

– Насколько мне известно, сегодня по твоей вине чуть не умер человек.

– Но это вышло случайно.

– Из случайностей складывается ваша жизнь, Ариадна. Потому стоит быть предельно осторожной, когда делаешь что-то «случайно».

– Но я не хотела…

– Не надо лгать, – шипит Люцифер. Глаза его темнеют.

– Но я сделала это со злости! В этом не было чистого намерения.

– Пусть эти мысли успокаивают тебя, когда каждый месяц на несколько дней будешь меняться местами с обычными людьми. – Люцифер неторопливо откидывается на спинку широкого кресла и пронзает красным взглядом мою голову. Становится так страшно и пусто, что внутри все сжимается. – Восемь раз в году, во время языческих праздников, ты не будешь в состоянии управлять разумом людей. Но они смогут управлять твоим.

– Что? Не понимаю.

– Какой прок от твоих способностей, если ты ни разу не испытала их на себе? Теперь ты будешь знать, что случайные просьбы вполне могут обернуться трагедией.

– Праведный Люцифер? – усмехаюсь я. – Наказывает меня за мои грехи?

Кресло исчезает так же неожиданно, как и появилось.

– Не стоит недооценивать глубину моей черной души, Ариадна. – Он грубо хватается пальцами за мой подбородок и дергает его на себя. – Вы не осуждаете справедливость, но в ней столько же греха, сколько и в расплате. Считаешь, это благодетель? Не буду спорить, я взгляну на тебя, когда ты придешь, чтобы признать, что в моих словах истина. Ничто так не уничтожает людей, как сами люди. Вы находите себе сотни оправданий, но никогда не находите оправданий для других.

Ты, Ариадна, ощутишь себя на месте тех, кого пленишь своей красотой, звуком своего голоса. А потом придешь к Хозяину, потому что он открыл свет для тебя. Я открою для тебя истину. И никто другой.

Люцифер отталкивает меня назад, и я с силой ударяюсь спиной о стену. Гляжу на падшего ангела и тяжело дышу. Сейчас мне так страшно, как никогда еще не было.

– Ты заключаешь сделку с Дьяволом, Ариадна Мари Монфор-л’Амори… – Люцифер вкладывает в мою руку черный пергамент, на котором светлыми чернилами написано, что моя жизнь, как и мой дар, принадлежат ему. – Я дарую тебе силы, а ты мне – свою верность.

В моих пальцах появляется авторучка. Я сглатываю ком, смотрю в красные глаза Дьявола и вдруг думаю, что умереть было бы куда проще.

– Я не хочу служить вам.

– Никто не хотел. – Его лицо искажает животный оскал. – У тебя есть выбор. Смерть?

«Или жизнь», – думаю я и крепко зажмуриваюсь. Дрожащими пальцами подношу ручку к листку и ставлю подпись. Меня пробирает холод, но затем вдруг раны на шее вспыхивают огнем! Морщусь и поднимаю взгляд на Люцифера. Он складывает листок обратно в карман пиджака.

– Мы скоро увидимся, Ари, – кивает он с самодовольной улыбкой. – Ты мне пригодишься.

– Я…

– Тсс, – он прикладывает палец к моим губам. – Передай Норин, что я вернусь. Она ведь ждет меня, пусть и боится это признать…

Люцифер испаряется в воздухе, а я осматриваю опустевшую комнату и больше не вижу здесь родного места. Гляжу на окровавленный пол, треснувшую раму и упираюсь лбом в стену. Что я натворила? Прикасаюсь ладонью к горящей шее и понимаю, что теперь и у меня выведена ниже мочки уха татуировка в виде перевернутого треугольника. Теперь и я угодила в клетку.

Медленно спускаюсь по лестнице, скользя пальцами по стене. Ноги слегка дрожат. Зато прекратился звон в ушах.

В гостиной прохладно. Окна открыты нараспашку. Хэйдан лежит на диване, нога у него перебинтована каким-то полотенцем. Мэттью сидит рядом, опустив взгляд и сцепив в замок пальцы. Он, наверное, размышляет о том, что попал в жуткие неприятности. Я понимаю его, потому что чувствую то же самое.