Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И потом, думал Ульф, в конце концов, мы – отдел деликатных расследований, и это наш долг – расследовать необычную противозаконную деятельность любого рода.
Торговля фальшивыми волками – пожалуй, более странное преступление придумать трудно; хотя, тут же вспомнил он, был один случай с недобровольными татуировками, который ему довелось расследовать несколько лет назад. Парочка свободных художников, занимавшихся граффити, стала грозой маленького приморского городка: они хватали нудистов, наслаждавшихся солнышком в полном одиночестве, и делали им на беззащитных телах небольшие татуировки. Это было настолько невообразимо, что даже в отделе деликатных расследований не сразу поверили, что кто-либо на такое способен. И все же каждый раз предубеждения оказывались несостоятельными: люди способны абсолютно на все, решил Ульф. Для больного воображения предела изобретательности не существовало – вообще никакого.
Он принял решение.
– Дай мне подробную информацию, – сказал он. – Я этим займусь.
Доктор Хоканссон растерянно посмотрел на него.
– Прости, но никакой больше информации у меня нет. Надо было записать его фамилию и адрес, но он хотел расплатиться наличными, а я был очень занят, и…
Ульф беспомощно развел руками.
– В таком случае…
Но доктор Хоканссон его прервал:
– Но, правда, я заметил кое-что – может, это тебе пригодится.
Ульф поднял бровь. Улика? Клочок бумаги, который обронили по невнимательности? На его памяти случались и более невероятные вещи – было, например, одно дело, когда преступник, заходя в здание, которое собирался ограбить, расписался в книге для посетителей. Трудно поверить, но это и вправду произошло – свидетельство необоримой силы бюрократического императива.
– Когда он уезжал, я посмотрел в окно, – сказал доктор Хоканссон. – И заметил, что он водит небольшой грузовой минивэн.
Ульф просветлел.
– Ты запомнил номер машины?
– Нет, – ответил ветеринар. – Но я заметил надпись на борту. Крупные такие буквы. Что-то насчет винтажных мотоциклов. Точное название я забыл, но определенно там было что-то про старые мотоциклы. Под надписью был изображен мотоцикл.
– Понятно, – сказал Ульф. – Это точно должно помочь, – тут он вспомнил кое-что еще. – Не мог бы ты описать мне этого человека? В общих чертах? Возраст? Рост? Цвет волос? Ты говорил, он высокий.
– Да, рослый, крупного телосложения. Не полный, нет – скорее, мускулистый. Славянского типа, – тут он виновато прибавил: – Знаю, знаю, они вовсе не славяне, но, как я уже говорил…
– Да-да, все в порядке, я понимаю. Похож на славянина.
Доктор Хоканссон нахмурился.
– Было еще кое-что. Да, точно, теперь я припоминаю – было.
Ульф ждал.
– У него на шее была татуировка. Совсем небольшая. Вот тут, – ветеринар показал пальцем себе на шею, сбоку, прямо над воротником.
– И что же там было изображено?
Доктор только пожал плечами.
– Я не разобрал. Но, помню, я еще подумал, что татуировка старая, потому что линии расплылись, и разобрать рисунок было трудно. Иногда чернила выцветают, верно?
Ульф сказал, что, наверное, так оно и есть.
– Ничего страшного, пускай даже у тебя не получается вспомнить, что именно там было. Ты сказал мне вполне достаточно. Высокий, плотного сложения мужчина, по-шведски говорит с акцентом, со славянскими чертами лица и татуировкой на шее, имеет какое-то отношение к антикварным мотоциклам. Найти его будет не так уж трудно.
И, пока он это говорил, Ульф внезапно сообразил, как именно он будет действовать. Был у него среди мотоциклистов один контакт – вот его-то он и спросит.
Доктор Хоканссон явно был доволен, что Ульф решил взяться за дело.
– Рад, что вы с этим разберетесь, – сказал он. – Мне этот человек совсем не понравился.
– Что ж, думаю, в этом случае у тебя были для этого основания.
На протяжении всего разговора Мартин молча дремал, свернувшись калачиком на полу. Теперь он проснулся и выжидательно посмотрел на Ульфа. Доктор Хоканссон вручил Ульфу пузырек с таблетками.
– Следующая порция антидепрессантов, – сказал он. – Приводи его ко мне снова через пару-тройку недель. А пока – побольше физической активности…
– Да, конечно.
– И разных забав. Например, можешь покидать для него палку, чтобы он приносил ее тебе обратно – в этом роде.
– Я, конечно, попробую, – ответил Ульф. – Но иногда он просто смотрит на палку и вроде как пожимает плечами. Как если бы он говорил: «И какой в этом смысл – бегать за палкой?»
Доктор Хоканссон рассмеялся.
– Хороший вопрос, верно? Я тут смотрел одну передачу – кажется даже, прошлым вечером, и этот профессор…
– Профессор Хольгерссон?
– Да, это была его передача – «Образ мыслей». Так, кажется, она называется, верно?
Ульф это подтвердил. Профессор Хольгерссон, светило лютеранской теологии, приходился – так уж совпало – отцом Карлу, одному из Ульфовых коллег. Его телешоу затрагивало самые животрепещущие вопросы морали и этики – и было очень популярным.
– Он говорил о том, стоит ли нам вообще что-либо делать – стоит ли тратить силы, – продолжал доктор Хоканссон. – Есть ли вообще в этом смысл.
– И что же? – спросил Ульф.
– Он сказал, что взаимодействовать с миром необходимо, даже если мы не видим в этом никакого смысла.
– Мне нравится эта мысль, – сказал Ульф, направляясь к двери.
– Вот и мне тоже, – ответил ветеринар. – Потому что какая тут альтернатива? Нигилизм? Отчаяние?
– Вот именно, – отозвался Ульф.
Тут доктор Хоканссон припомнил кое-что еще. Он протянул Ульфу еще один пузырек и сказал:
– Думаю, Мартину нужно дать и это тоже – просто на всякий случай.
Ульф покосился на этикетку.
– От глистов, – уточнил доктор Хоканссон.
– Да-да, конечно. Не повредит.
Мартин поднял на ветеринара исполненный упрека взгляд. Интересно, думают ли собаки о тщете всего сущего? – спросил себя Ульф. Задумываются ли они о том, стоит ли жить на свете? Для собаки, конечно, очевиден положительный ответ – об альтернативе они даже не догадываются. Если ты – собака, ты просто живешь, и все, потому что это то, что делают собаки. И волки тоже. Они просто живут – далеко, в своих северных лесах; они продолжают вести свое волчье существование, не догадываясь о