Яна сердито плюхнулась на диван, Максимов, как всегда, уселся в кресло.

– Может, чаю? – не очень любезным тоном предложила девушка, ненавидя себя за мысли о складках на животе. Но на низком диване они снова вылезли наружу, даже платье не помогло, вдобавок Яну стали волновать мысли о втором подбородке. – Я сегодня еще не ужинала, – добавила она, поднимаясь.

Максимов молча встал и потопал вслед за ней на кухню.

В принципе от перекуса Тимофей бы не отказался. Он был голоден, но, с другой стороны, ему хотелось поскорее выяснить, что конкретно сообщила Сорокиной сотрудница следственного комитета, а главное, что именно рассказала ей сама Сорокина. Как бы не пришлось адвоката нанимать.

Когда стол был, наконец, накрыт, чай разлит, а Яна уселась на стул, Максимов сразу же перешел к делу.

– Итак…

– Сегодня к нам в офис приходила сотрудница следственного комитета, – начала рассказ девушка с уже известного факта.

Тимофей слушал, не перебивая. То, что рассказывала Сорокина, действительно было интересно и наверняка имело отношение к ее собственным неприятностям. Правда, пока непонятно какое.

– Я взяла номер ее телефона и обещала позвонить, если что-то выясню, – закончила Яна излагать содержание собственной беседы с сотрудницей органов.

– Та-ак, – протянул задумчиво Тимофей. – То есть о покушении на себя вы ничего не сказали?

– Пока нет. Я же не знаю, насколько ей можно доверять. Хотела с вами посоветоваться.

Умница, похвалил ее про себя Тимофей и с уважением взглянул на нее.

Яна тоже смотрела на гостя, правда, выжидательно, никакого высокомерия в ее взгляде не было. И Тимофею даже показалось, что она и прежде была не очень противной, может, просто испуганной и неуверенной в себе? Хотя отчего ей быть неуверенной? Самостоятельная, вполне успешная, умная. Тимофей еще раз изучающе взглянул на Яну. И даже, пожалуй, симпатичная.

– Значит, так. У вас есть ее координаты? Давайте сюда. Попробую навести о ней справки. Далее постараюсь выяснить подробности об аварии, в которой погиб Рогутский. И вообще, пора поподробнее познакомиться с этой личностью, – фотографируя визитку Александры Пономаревой, вслух рассуждал Тимофей. – Вы пока работайте, никакой активности не проявляйте, информацию больше не собирать, вопросов не задавать. Про рыбу тоже. И будьте осторожны, – подвел он черту, поднимаясь из-за стола и направляясь в прихожую.

И все? Яна ожидала от встречи большего. Ей почему-то казалось, что Тимофей будет так же впечатлен раздобытой ею информацией, они тут же примутся разрабатывать версию случившегося, после чего срочно свяжутся с ее отцом и тот окончательно спасет дочь. Ну, вот как-то так.

Оказывается, все вовсе не так. Никакого фурора, никаких версий. А просто «Я все проверю и позвоню». От досады Яна осталась сидеть за столом, автоматически запихивая в рот один кружок колбасы за другим. В чувство ее привел оклик из прихожей.

– Яна, закройте за мной, пожалуйста!

Девушка очнулась, вскочила из-за стола, едва не свернув его на пол, и поспешила в прихожую.

– Простите, пожалуйста. Задумалась, даже не вышла вас проводить, – краснея, извинилась она, стоя в дверях квартиры. – Когда мне ждать вашего звонка? – стыдясь собственной несолидности, спросила Яна. Как девчонка, честное слово, ни терпения, ни выдержки.

– Завтра.

Большую часть следующего дня Тимофей посвятил решению сорокинских проблем. Для начала он встретился с приятелем из МВД, занимающим весьма высокий и влиятельный пост в городском управлении. Правда, работал он в центре по борьбе с экстремизмом, но пост занимал значимый и легко мог раздобыть требуемую Тимофею информацию, и о гибели Рогутского, и о Пономаревой А. П.

Потом он позвонил Милане и велел той собрать максимум возможных сведений о Рогутском, оставив на время проработку Мостового.

А затем, уже после обеда, осел в офисе, чтобы поработать над новой версией договора, присланного шефом, на этот раз в подлиннике на тайском, и переведенного на русский сотрудниками лицензированного бюро перевода с апостилем, для надежности.

Сведения по делу Сорокиной стали появляться ближе к вечеру.

Первым объявился приятель из МВД и сообщил, что Пономарева А. П. – зеленая стажерка из районного следственного комитета, на которую повесили заведомый висяк по убийству некой гражданки Огородниковой. Дело рядовое, чистая бытовуха. Ничем другим Пономарева не примечательна и в органах внутренних дел неизвестна. По Рогутскому сведения должны были поступить завтра.

Информация Тимофея удовлетворила. Если Пономарева – простодушная стажерка, а судя по рассказу Сорокиной, так оно и есть, значит, никакой подставы в ее визите в «Рыбный путь» нету. И вообще, судя по всему, ей, молодой и зеленой, по какой-то случайности удалось нащупать что-то стоящее. Значит, встретиться с ней можно и даже нужно, вот только как лучше быть, встретиться самому или сразу же вместе с Яной? В смысле, с Сорокиной. Кажется, он начал привыкать к дочурке шефа, если наедине с собой стал называть ее по имени. А может, дело в ее пухлых щечках и аппетитных формах?

Тимофею всегда нравились пухленькие девушки. Не толстые, нет, а именно пухленькие, с формами, естественных, так сказать, параметров. Хотя это и было странно. Всю жизнь Тимофея окружали выпускницы Вагановки, мамины ученицы, подруги, коллеги. Они приходили к ним домой, он часто бывал в академии. Все они были одинаково худыми, с проработанными высушенными телами, с ножками в четвертой позиции, идеальной осанкой и лебедиными шеями. И все они вызывали в Тимофее странные, совершенно необъяснимые чувства, которые он, естественно, никак не демонстрировал. Тимофей рассматривал балетных красавиц, словно породистых лошадей, красивых, мускулистых, грациозных, с разным потенциалом, который они иногда обсуждали с мамой за чаем, и никогда ни одна из этих манерных, таких изысканных, таких изящных и гибких девочек не вызвала в нем чисто мужского интереса.

Тимофей вспомнил, как в какой-то момент времени, когда ему было лет тринадцать, мама с какой-то необъяснимой, плохо маскируемой тревогой допытывалась, неужели ему не нравится ни одна девочка из ее класса. «А вот Леночка, или Катенька, или Олечка, или вот Наташа, у нее такие глазищи и выворотность изумительная!»

На все мамины восторги Тимофей лишь кисло пожимал плечами. Мама волновалась и таскала в дом учениц, Тимофей преспокойно смотрел телик и никак не реагировал на мамин «выводок». Неизвестно, чем бы закончились мамины тревоги, возможно, прямым вопросом о его сексуальной ориентации, но тут Тимофей влюбился в Ленку Коромыслову из параллельного класса и даже привел ее в гости. Мама с некоторым недоумением взглянула на Ленины румяные щеки, толстенькие ножки и, пожав плечами, оставила сына в покое. Главный вопрос был решен, а уж толщина щек – дело вкуса.

От этих воспоминаний на лице Тимофея появилась легкая, теплая усмешка, настроение его неожиданно изменилось, он поднял руки, с удовольствием потянулся, залихватски крякнул и позвонил Яне. Просто так, пригласить на ужин, в память о Леночке Коромысловой, с которой они разругались в пух и прах к концу четверти. Но память о первом коротеньком романе все равно осталась, теплая и нежная, как весенняя капель.