– Причем вся ваша кожа и во всех местах!

– Да! О нем я и забыл! – подхватил шутку Балястро. – Как же мы позволим ему обгореть на солнце, когда у него есть столько других мест, где можно погреться!

В библиотеке, продолжая соблюдать зувейзинские обычаи, прежде чем перейти прямо к делу, маркиз завел неспешный разговор о литературе. Он не читал по-зувейзински и классические каунианские имена предпочитал произносить на альгарвейский манер. В остальном, однако, что немало удивило Хадджаджа, он выказывал Каунианской империи былых времен столь же много уважения, сколь мало выказывали современным каунианам его соплеменники. Министр иностранных дел Зувейзы сгорал от нетерпения, но спросить гостя о причинах подобного странного отношения все же не решался: тема была слишком связана с политикой для приличествующей обычаю легкой застольной беседы. Да и присутствие двух прислуживающих за завтраком девушек настраивало маркиза на весьма игривый лад. Из уважения к гостю своего господина Тевфик прислал в библиотеку самых хорошеньких прислужниц. Обе плутовки откровенно разглядывали тело маркиза и с трудом удерживались от хихиканья: то ли их веселил цвет его кожи, то ли факт, что в их присутствии он не мог сдержать естественного мужского возбуждения.

Балястро разглядывал их с не меньшим и все растущим интересом до тех пор, пока размеры этого интереса не выразились весьма откровенно. И тогда девушки, уже не сдерживая хихиканья, выскользнули из комнаты.

– Силы горние! – воскликнул маркиз, провожая их взглядом. – Как это вам удается, глядя на таких пышных прелестниц, не испытывать подъема… э-э-э… духа!

– Я уже старик, – пожал плечами Хадджадж, вспомнив насмешки Лаллы.

– Но уж не настолько! – возразил Балястро, отхлебнув из бокала. – Уж кто бы говорил!

Хадджадж тряхнул головой: как же уязвила его эта заноза! Но ведь альгарвеец-то прав! И уже спокойно, с достоинством ответил:

– То, что видишь слишком часто, вызывает привыкание и подавляет интерес.

– Да, что-то подобное я и предполагал, – кивнул маркиз, надкусывая пирожное. – Вот ведь жалость-то какая!.. Это у вас орешки кешью? Знаю-знаю. Они гораздо вкуснее грецких и миндаля.

– Очень любезно с вашей стороны. Немногие из ваших соплеменников согласились бы с подобным выбором. Сам я с вами полностью согласен, но ведь я вырос на кешью, и вкус их – вкус моего детства. Впрочем, – хмыкнул Хадджадж, – я вырос также и на финиковом вине, но предлагать его вам не считаю учтивым.

Маркиз в театральном ужасе замахал руками, словно отталкивал от себя кубок с вином:

– О, за это вам, ваше превосходительство, особое спасибо!

Наконец, когда пирожные и фрукты были съедены, чай и вино выпиты и разговор о литературе как-то сам по себе начал затухать, Хадджадж как бы невзначай спросил:

– И что же подвигло вас, господин, сегодня оказать честь нашему дому?

– То есть что, кроме хорошей выпивки в хорошей компании? – сощурился маркиз. Хадджадж кивнул в ответ, и альгарвейский министр продолжил: – Я полагаю, что в кампании по захвату Глогау мы могли бы рассчитывать на большую помощь Зувейзы, нежели та, что вами до сих пор предоставлялась.

Хадджадж нахмурился:

– И вы пришли ко мне с этим? Подобные вопросы должен решать ваш военный министр с нашими генералами в Бише.

– Уверяю вас, ваше превосходительство, что в наших с вами общих интересах нам следует быть предельно откровенными друг с другом! – внезапно вскипел Балястро. Сейчас он был самим собой – все его преувеличенно театральные жесты исчезли. Он говорил с искренним чувством. – Вы не хуже меня знаете, что ваши генералы только мутят воду, тянут до последнего и никак не могут решить, на чью же им, собственно, сторону становиться! И это их поведение можно объяснить лишь политикой вашего царя. Или же политикой вашего министерства иностранных дел, а конкретнее – вашей личной политикой!

– Должен вам сказать, что вы очень ошибаетесь, если считаете, что я способен обвести вокруг пальца его величество царя Шазли, – холодно отозвался Хадджадж.

– О, вы можете говорить мне все что угодно, спасая свою честь и честь вашего государя! Но с какой стати я должен вам верить? – парировал альгарвеец. – Давайте допустим на минуту (если вам угодно, как возможную версию), что все переговоры от имени вашего царства вы ведете с соседними странами исходя из своего собственного плана.

– Ну допустим, только на минуту и только как версию, – подавив усмешку, кивнул министр. Балястро ему нравился, и потому он сейчас изо всех сил ему подыгрывал, корча серьезную физиономию. – В этом случае Зувейза должна отдать все силы, чтобы отомстить Ункерланту. И чем больше – тем лучше. Что же до Глогау, то он никогда нам не принадлежал. И хорошо если там живет с десяток зувейзин. Но скорее всего – ни одного.

– Но Зувейза – наш союзник. И мы вправе рассчитывать на ее на бОльшую помощь, чем она оказывала до сих пор.

– Нет, мы не союзники, – покачал головой Хадджадж. – У нас всего-навсего есть общий враг. Мы воюем против Ункерланта исходя из своих, а не ваших интересов. И, поскольку наша дискуссия ведется чисто гипотетически, я могу добавить, что, учитывая военную мощь, которую вы обрушили на наших соседей, я могу спать спокойно, зная, что на нас вашей мощи уже не хватит.

– Мы всегда, с самого начала времен были с каунианами заклятыми врагами, – усмехнулся Балястро. – Так что сейчас, когда поднялась дубина народного гнева, грех ее не опустить туда, куда нужно нам! Продолжайте же – признайтесь в своей любви к ункерлантцам! Мне сегодня что-то очень хочется от души похохотать – так дайте повод!

– Мы, по официальным источникам, всегда предпочитали жить с ними в мире. Впрочем, как и вы, по тем же официальным источникам, – в мире с каунианами.

– В мире по их понятиям, – жестко ответил Балястро. И Хадджадж тут же вспомнил былые сражения, завоевания и потери своего королевства. – А теперь у нас с ними мир уже по нашим законам. И это плоды нашей победы. Мы – самая сильна и самая отважная нация.

– Но в таком случае, ваше превосходительство, так ли уж вы нуждаетесь в помощи маленькой Зувейзы при осаде Глогау? – с невинным видом осведомился Хадджадж.

Балястро скривился, встал и вышел из библиотеки, на сей раз полностью пренебрегая всеми обычаями и церемониями. Стоя в дверях своего дома-крепости, министр иностранных дел Зувейзы следил за удалявшимся в сторону Биши экипажем. И лишь когда он свернул за угол (ни на долю секунды раньше!), Хадджадж позволил себе улыбнуться.

Иштван угрюмо указал взглядом на скрывающуюся за утесом тропу и пробурчал:

– Здесь-то и ждут нас ункеры.

В его словах было не меньше уверенности, чем в словах моряка, завидевшего грозовые тучи и констатировавшего: «На нас надвигается шторм».

– Похоже на то, – кивнул Соньи. – Наконец-то пришел и наш черед дать им как следует и выкурить их из гнезда!