К середине июля 1942 года враг вклинился на 150–400 км, что дало возможность вермахту развернуть наступление в большой излучине Дона на Сталинград. Вероятность того, что немецкое командование предпримет наступление в Сталинградском направлении, Ставка не исключала, для этого был создан Сталинградский фронт. Но этот фронт не справился с поставленной перед ним задачей и пропустил противника за Дон. Шли ожесточенные бои, в ходе которых Красная Армия пыталась задержать активное наступление врага. В одном из боев Аня была ранена и отправлена в госпиталь в уральский город Пермь. После лечения ее оставили в городе. Здесь, на улице Островского, на окраине города, в одном из длинных одноэтажных бараков находился штаб, в котором регистрировали вновь прибывших, направленных из военкоматов области медицинских сестер и укомплектовывали медицинские формирования для фронта. Пока Аня сидела за крайним столом справа и регистрировала девушек, а потом будет курировать их. Ей предписывалось набрать медсестер для хирургического полевого передвижного госпиталя. Она объясняла девушкам:

– Кто боится в хирургический, может идти в терапевтический или какой-нибудь другой.

– Нет, – возразили подошедшие девушки, – мы в хирургический! Он обязательно на фронт пойдет.

– Пойдет, пойдет, – улыбаясь, сообщила им Аня, – и очень скоро пойдет.

По поведению девушек она поняла, что они из одной местности и уже успели сдружиться, поэтому все вместе и попросились.

Аня сделала соответствующую пометку в своих записях, потом на предписании девушек, и передала их медстатисту-делопроизводителю ХППГ – хирургического полевого подвижного госпиталя № 3145. Девочки знакомились с делопроизводителем, а Аня записывала следующих. Шло формирование госпиталей. Каждый занимался своим делом. Весь персонал ХППГ был поставлен на продовольственный учет и прикреплен к столовой одного из госпиталей. Персонал состоял не только из медиков: врачей, медсестер, санитарок, лаборантов и фармацевтов. Кроме них были еще повара и заготовители продуктов, сапожники, портные, шоферы и множество людей сопутствующих профессий, так необходимых хозяйству. Всем им предстояло сформироваться в одно самостоятельное медицинское учреждение и войти в состав действующей армии. Здесь же формировались терапевтические, инфекционные госпитали и различные спецгруппы, такие, как нейрохирургическая и стоматологическая. Всем им предстояло работать в полевых условиях, потому что на фронте люди тоже болели. Аня курировала группу медицинских сестер и, кроме того, читала курс лекций. Свои распоряжения давала уверенным голосом, старалась, чтобы замечания были справедливы. Она впервые командовала, но справлялась с этим неплохо. Главное для нее было, чтобы ее уважали. Без уважения, считала она, их общение невозможно. Поэтому она и заботилась о своих подопечных. Проверяла, накормлены ли они, как спят, как проводят свободное время, хотя такого у них почти не было. Ей нравились эти девчонки. Они так ей напоминали саму себя в начале войны. Она вспоминала, что так же, как и они, рвалась на передовую, в самый разгар сражений, в то пекло, чтобы опалиться и закалиться, а главное, принести наибольшую пользу. Она рвалась на самые трудные участки и никогда не жалела об этом, как бы трудно ей ни было. И они такие же. В них она видела себя. Но себя не жалела, а их жалела, потому что знала, через что им предстоит пройти. И когда замполит в беседе говорил:

– Да, товарищи солдаты – медицинские сестры, война – это всегда разруха и голод, горе и людские страдания, несчастья. Скажу вам прямо – будет страшновато. Вам предстоит побывать и под обстрелом, и под бомбежкой, и в других смертельно опасных ситуациях. Но я верю, что вы сильные и смелые, иначе бы вы тут не стояли. Тот, кто не нашел в себе силы идти на врага, бороться с ним, тот сидит дома. Я надеюсь на то, что все невзгоды вы одолеете и будете вести себя достойно во всех ситуациях, как бы вам тяжело ни было, потому что вы – советские комсомолки. Наше дело правое, мы защищаем свое Отечество, и мы изгоним врага со своей территории! Мы победим!

Аня думала о том, что никакими словами нельзя передать ужас бомбежки, вой и свист артиллерийских снарядов, рикошет осколков и вздымающиеся кверху, прямо из-под ног, комья земли. Никакими рассказами нельзя ни передать, ни предусмотреть все ситуации, с которыми им придется встретиться на войне. Каждая ее примет по-своему.

Начальник госпиталя, майор медицинской службы Александр Степанович Томкин, был среднего роста, поджарый и серьезный настолько, что можно было такую серьезность принять за угрюмость. Веселья, конечно, никто не предполагал на войне, но и улыбаться не было запрещено. А создавалось такое впечатление, что он вообще не знает, что такое улыбка. Аня допускала мысль, что для его неулыбчивости должны быть очень веские причины. Но никто из персонала госпиталя ничего не знал о его личной жизни, да и он ни с кем не делился.

На первой встрече персонала с руководством госпиталя он сказал:

– Не на курорт едем… работа предстоит жаркая…

Так неуместно здесь прозвучало слово «курорт», а Аня даже посчитала – обидно. Ведь все понимали, куда едут, и те, кто уже побывал на фронте и прошел через огонь и воду, грязь и стужу, грохот бомбежек и свист пуль, и те, кому еще только предстояло со всем этим познакомиться. Он говорил не много, предоставив слово своему заместителю по политической части. Ведущий хирург капитан медслужбы Осокин, сорокалетний мужчина, довольно симпатичный, много говорить не стал, объясняя это тем, что на работе с обстановкой сами познакомятся. Вообще-то все сотрудники оказались приятными людьми, и Аня была этим довольна. Легче работать с теми, кто тебе нравится. Свежую струю молодости и задора привносили в коллектив молоденькие медсестры. Особенно смеху было, когда их обмундировали. Не было у армии формы таких размеров. Они же все были среднего или даже ниже среднего роста, тоненькие, как былиночки, с 44-го по 46-ой размер и с ножками Золушки 34-го – 36-го размера. Шел метелистый холодный март. По времени года положено было носить зимнюю форму. Им выдали ватные бушлаты и стеганые ватные брюки, серые шапки-ушанки и ботинки. Они два раза обматывали вокруг себя эти бушлаты, а по длине многим они были как пальто. Руки утопали в рукавах, и их пришлось подкатывать. Но постепенно девушки приладили на себя форму: что-то подкатали, что-то ушили или затянули ремнем. С гимнастерками и юбками было проще справиться. И они не успели заметить, как из девчонок превратились в бойцов милосердия.

Со временем всем выдали погоны, а потом присвоили и звания тем, у кого их не было. Врачи стали капитанами и старшими лейтенантами, старшие сестры госпитальных отделений – младшими лейтенантами, а палатные и перевязочные – старшими сержантами. Аню повысили в звании, и она теперь стала младшим лейтенантом. И вот настал торжественный день для ее новобранцев – они принимали присягу. Аня помогала им прихорошиться, оглядывала, подбодряла:

– Да не бойтесь вы так. Это, конечно, ответственно, но не смертельно.

Они все равно волновались. У них даже руки дрожали. «Ничего, – думала Аня, – пооботрутся, набьют шишки, погрубеют и не будут уже такими чувствительными». И, честно говоря, ей так не хотелось, чтобы они обтерлись и погрубели, ранимые и чуткие ее девчонки-недотроги. Но то, с каким осознанием долга перед Родиной и народом они давали клятву, как прочувствованно и убедительно произносили каждое слово, пропуская его через сердца, удивило и растрогало даже бывалых солдат. И звучало над торжественной линейкой твердое и пылкое: «Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным бойцом, строго хранить военную и государственную тайну…