– Не буду утверждать, что никогда его не слышала. Но и обратного не скажу.

– А Иван Караев? Как я могу его найти? Может быть, у вас сохранился телефон?

– Зачем же мне его телефон? Он и звонил-то пару раз, когда только приехал. А потом контактировал с Софочкой. От нее и ключи получил.

– Где он находится сейчас вы не в курсе?

– Нет.

– А ваша помощница?

– Вам будет проще спросить у нее самой. Я поговорю с ней. Попрошу, чтобы была с вами поласковее…

– Это лишнее, – неожиданно смутился Однолет. – Достаточно будет конструктивного сотрудничества.

– Именно это я и имею в виду, милый мой.

Самое время было откланяться и нажать «отбой», но Паша почему-то медлил. Когда еще представится возможность поболтать с заслуженной артисткой России? Бо с ума бы сошла… Нет, Бо не сошла бы. Плевать ей на артисток, плевать ей на рептилоидов, а единственный клоун, который (по мнению Бо) заслуживает внимания, – это незабвенный Пеннивайз из кинговского «Оно». Лидия Генриховна Дезобри тоже – та еще клоунесса, хотя совсем не кровожадная. Но и… верить ей нельзя.

Эта мысль воткнулась в Пашину голову гвоздем около минуты назад, как раз в тот самый момент, когда Дезобри всеми силами открещивалась от Филиппа Ерского. И, видимо потеряв контроль, направила свой смартфон куда-то в сторону. До сих пор она довольно четко выдерживала мизансцену: лицо на экране и винный бокал, периодически исполняющий свой томный менуэт. Но теперь появилось и кое-что другое. То, что окружало Лидию Генриховну здесь и сейчас. Расхристанные карликовые пальмы вперемешку с олеандрами (Испания же!), часть террасы и огрызок стоящего на террасе стола. На столе стояла маленькая чашка (очевидно, с кофе) и пепельница, полная окурков.

А ведь Лидия Генриховна не курит. Во всяком случае, на всем протяжении беседы не изъявляла желания покурить.

Но не это смутило Пашу. А спинка пустого стула, возвышающаяся позади пепельницы. Впрочем, не такой уж пустой она была: на спинке небрежно висел плед. Или накидка, или одеяло. Скорее, все-таки плед, и его расцветка показалась Однолету знакомой: белые и синие крупные квадраты. Что-то очень похожее было накинуто на плечи Филиппа Ерского во время его пребывания на яхте «Стикс».

Конечно, это было всего лишь совпадением. С одной стороны. С другой стороны – разве могут собаку звать Павел?..

– Как там Испания? – поинтересовался у Лидии Генриховны Однолет.

– Чувствует себя прекрасно.

– Собираетесь встречать там Новый год?

– До разговора с вами собиралась. Но теперь подумываю вернуться. Вдруг мое присутствие понадобится на родине.

– Ваше присутствие совсем не обязательно. Тем более что все прояснилось. А дополнительные сведения я надеюсь получить от вашей помощницы.

– И вы всегда можете переговорить со мной. Тем более сейчас, когда у нас появился персональный канал связи.

Произнеся это, Дезобри раздвинула губы в улыбке (показавшейся Паше плотоядной), высунула кончик острого, слишком уж красного языка – и тут же втянула его обратно. И Однолет вдруг снова подумал о демоническом Пеннивайзе – теперь уже в отрыве от Бо, просто так.

Верить ей нельзя. И приближаться тоже.

Но очень хочется приблизиться. Почему-то. Это все равно что подергать тигра за усы.

– Я благодарен вам за помощь, Лидия Генриховна.

– Лидия, – тут же поправил новоиспеченный Пеннивайз. – Мы ведь договорились. Буду вам писать иногда, милый юноша, если вы не против. Все-таки произошедшее касается меня напрямую, как это ни прискорбно.

– Да, конечно.

– Нужно было сразу избавляться от этой проклятой квартиры. Но я редко бываю в городе. Постоянные гастроли.

– Ваша помощница говорила мне…

– Ничего не поделаешь, рвут на части. Особенно в Европе. Только что закончили полуторамесячный тур. Пташки упорхнули на родину, а я осталась в теплых краях. Хорошо, что есть старые и совершенно бескорыстные друзья, которые любят и ценят.

– С виллами и яхтами друзья, надеюсь? – положительно, сегодня шутки так и сыпались из Паши: уже вторая за полчаса.

– Ну, не завидуйте виллам и яхтам. Как не завидую я. А просто всем этим пользуюсь с чистой душой.

Дезобри снова показала Паше кончик языка, и в тот же момент где-то в отдалении, за пальмами, раздалось несколько ударов, похожих на удары колокола. Не церковного, а какого-то маленького и легкомысленного – то ли гонга, то ли… корабельной рынды.

– Мне пора, кориньо, – тут же засобиралась женщина-мим. – Так говорят здесь, в Испании, таким душкам, как вы. Обещаете держать меня в курсе?

– Да, конечно.

Лидия Генриховна давно отключилась, а Паша все сидел над пустой чашкой капучино и размышлял о сине-белом клетчатом пледе, так некстати вылезшем из-за спины Дезобри. Напрямую связать его с жертвой убийства не получается – мало ли одинаковых вещей существует в природе? Даже люди встречаются (не обязательно близнецы), а Генриховна – все равно молодец. Отработала спектакль на твердую пятероньку, как любит выражаться капитан Вяткин. Не соврала ни в чем, но и правды не сказала. Про покойного отца – скорее всего правда. А про собаку – извините. И про брата-кардиолога, катящегося в тартарары с пика Коммунизма. А вот со старым другом из Омска-Томска даже трогательно получилось, как вся жизнь перед глазами прошла. И про Соню – трогательно. Хотя и дураку понятно, что мымра, гастролирующая по континентам со своим пернатым шапито, использует несчастную толстуху и в хвост, и в гриву. Софико-Софочка у них на все руки от скуки. И швец, и жнец, и на дуде игрец.

И Хранитель ключа.

Ее-то Паша и прижмет к стенке при первой же возможности.

…Когда-то Д. играл в футбол. За гаражами, на пустыре, обсаженном пыльными кустарниками. Сначала левым крайним защитником, потом, два лета кряду, – вратарем. Он был хорошим вратарем, просто отличным; вытаскивал самые безнадежные мячи, точно определяя направление удара. Будь это другая страна, какая-нибудь Бразилия, или Испания, или Англия, или Аргентина, вообще – любая, не его, – судьба Д. была бы предрешена. Судьба профессионального футболиста. Великого, как олеандровый бражник или бражник Мертвая голова.

Царь царей.

Или если бы сам Д. был другим. Более целеустремленным, волевым и несгибаемым. Способным идти по выбранному пути, не отвлекаясь на боковые дорожки, как бы симпатично (или, наоборот, жутковато) они ни выглядели. Но Д. отвлекается. Постоянно. Начинает что-нибудь делать и тут же бросает. И свою нынешнюю работу (ту самую, которая – поденщина) он давно бы бросил, если бы заработать можно было как-то по-другому. Но по-другому не получается, поскольку существуют обстоятельства непреодолимой силы.