─ Что?

Какие интересные истины мне открываются раз за разом…

─ Он видящим был. Мог живность понимать, и когда меня спасал, понял, из какого я леса, и для чего пришёл, ─ со вздохом сознался зверь. ─ Я пообещал, что если ты нагрянешь в будущем, её не обидишь, а я, идиот, согласился. Вот скажи, зачем ты с ней так? Разве она такая же, как эти девки? Они хоть дуры дурами, а всё равно по хитрости не сравнятся с Василеной-змеюкой.

─ А по-другому я не умею.

Его слова задели за то живое, что ещё оставалось во мне, и я вновь устремился на поиски Насти, уже догадываясь, куда пушистый ушлёпок мог её утащить. Кинжал скрывал не только источник проклятья и душу ненавистной твари, но так же ещё один маленький секрет, о котором Лис наверняка знал, а если так, уже растрепал всё новой хозяйке, и я не мог позволить этому случиться.

Ужас обуял меня в тот миг, едва я это понял, но когда оказался рядом с пещерой, где однажды спрятал проклятый клинок, сердце снова начало болезненно качать кровь. Не за свою никчёмную жизнь я по-настоящему тревожился… Видеть в глазах своей Снегурки многовековой холод, заполонивший её светлый взгляд, оказалось куда как страшнее, и зверюга во мне бросилась на защиту той единственной, кого хотела ощущать рядом, пока я тупил.

И какое же облегчение меня накрыло, как только я сумел её отогреть!

В ответ — презрение под коркой равнодушия, но я бы это пережил, если бы не слова. Настенька не только умела привлекать, но и ранила неплохо, а что может быть хуже для мужика, чем лишнее напоминание о его неполноценности?

Только этого было жестокой птичке недостаточно, чтобы унизить. Она сделала выбор в пользу свободы, напоследок указав мне на моё место, как напакостившему псу, и я понял, что мне не догнать её, а она не обернётся, даже если буду умолять её, стоя на коленях. Я так хотел, чтобы она оглянулась, а вместо этого гордо ушла…

Ещё какое-то время я стоял, глядя на растаявший снег, но даже не чувствовал радости при виде зелёных ростков, показавшихся из-под промёрзлой земли. Сердце болезненно колотилось в груди, и его удары оглушали, пока от меня всё дальше сбегала та, что это самое сердце даже взять не пожелала в качестве паршивого сувенира.

«Вот видишь? Ты никому не нужен!» ─ добило напоследок.

Как вернулся в замок, я не помнил. Помнил лишь вкус вина, подливаемого девицами, но и оно не смогло заглушить вкус её губ, а я всё больше погружался в бездну отчаяния, забываясь тревожным сном. А Василена словно знала, когда явиться — пришла без приглашения, пробралась лисицей, соблазняя и искушая обнажённым телом, которое познал лишь однажды.

Только вот стило увидеть её, вместо прежнего желания в крови вспыхнула ненависть, и придушить захотелось сучку, а она взяла и в Настеньку мою превратилась. Их образы смешались в один, путая итак замутнённые, затуманенные мысли, заставляя сон отступить, сменившись болезненной реальностью… и не поверить в чудесный мираж.

Не сбежала моя строптивица, вернулась! За кинжалом прилетела, птичка огненная, да не удержалась, и всё равно ко мне потянулась, а я просто не смог и дальше оставаться бревном. Схватил её, устраивая свой спектакль, сам не зная, какую правду хотел понять, слыша её стоны, но впервые так остро ощутил чужую ревность. А ревность этой крохи оказалась с примесью горечи, однако такой пряной, такой манящей, что не сумел вовремя остановиться.

Неприятно, когда тебя зовут чужим именем в постели, но по-другому я уже не мог, впитывая в себя её гнев, обиду и растерянность. А ещё силу. Сколько же в моей Снегурке оказалось силы… Это дало мне новую пищу для размышлений, и пока Настенька собиралась упорхнуть в своё волшебное зеркало, прихватив кинжал, я готовил план, ведь таких птичек стоит держать только в золотых клетках, никому не показывая! Потому-то и рванул за ней следом, совсем не ожидая, что не сумею удержать.

Место выглядело незнакомым, но мою решимость нельзя было сломить, ведь теперь я точно знал, какие эмоции испытывает ко мне моя снежная птичка с огненными крыльями…

─ Слезь от меня, животное! ─ опомнилась она, пока я наслаждался соприкосновением наших тел, и знатно обожгла меня.

─ Не хочу, ─ ухмыльнулся, наверняка выглядя тем ещё извращенцем, а потом вообще схватил её тонкие запястья и снова приложил к своей груди — пусть снова ошпарит. ─ Давай, снежная… Хочу снова почувствовать твоё пламя…

Мы так и лежали на полу, и мои руки не могли держаться далеко от желанного тела, снова потянувшись к оголившимся бёдрам. За что и получил.

─ Мазохист несчастный!

Её взгляд буквально горел, как вспыхнувшее в камне пламя, сменившееся рыжим оттенком, хотя до этого оно было синим… Стоп! Какого хрена?

Не успел я толком решить новый ребус, как плечи опалило болью, а до меня с опозданием дошло, что я чуть не стал головёшкой.

─ Убирайся к своей Василене и остальным! ─ вспыхнула Настенька, вскочив на ноги, и в этот миг я разглядел раскрывшиеся за её спиной крылья из чистейшего огня, какой горел в её душе. ─ Не то спалю к хренам и тебя, и всё, что эта твоя долбаная невеста натворила!

Гнев разлился по комнате, заставив вспыхнуть свечи, а меня — задыхаться от нехватки воздуха, но я, похоже, готов был стерпеть и не такое, лишь бы безразличием меня не убивала.

─ Снежная…

─ Не называй меня так!

Я всё равно поднялся, наплевав на то, что голый, и попытался приблизиться, но передо мной выросла стена из языков пламени.

─ Неужели ты не слышишь, как больно этому миру? Неужели не чувствуешь призыв о помощи тех, кто ещё может звать? Но скоро и они не смогут…

Слёзы, которые я видел сегодня уже дважды, добили окончательно, и, наплевав на преграду, я шагнул к ней, не боясь обжечься. Выживу — хорошо, а если нет, значит, так тому и быть.

─ Не подходи… ─ вытянув руку, как щит, предупредила Снегурка, а я ухватил за сыплющие искрами пальцы и прижал к своей груди, чтобы сама услышала, сама всё поняла.

─ Чувствую, слышишь? Как тебя встретил, так оно забилось, ─ не отрывая своего взгляда от её глаз, сказал я, пытаясь отыскать там хоть каплю понимания. ─ Давай вернёмся и всё обсудим.

Кажется, у меня получалось отвлечь Настеньку от расправы, и она медленно, но верно успокаивалась.

─ С какой это стати мне с тобой идти? Я сказала, что хочу побыть от тебя подальше, ─ даже возражала уже вполсилы, позволив мне обхватить себя руками.

─ Ты такая красивая… И платье такое… интересное.

─ Не заговаривай мне зубы!

Но она не противилась, когда я опускался на колени, ведя вверх пальцами по её ногам и ловя умопомрачительный аромат страсти.

─ И что, по-твоему, ты делаешь?