– А того. Представь, что это не наше прошлое и тут всё может идти как-нибудь по-другому. И все наши знания коту под хвост. То-то! – подчеркнул кэп, увидев понимание. – Кстати, а ничего так ствол. В нашем времени эта винтовка наверняка бездарно проржавела на дне, а тут смотри – вполне себе рабочий раритет. Чуть ржавчину почистить, новый приклад… Что тут на прикладе?

– Да… мелочи, – усмехнулся старлей, показывая оцарапанный палец.

– Видишь, даже не заряженное оружие пытается кусаться.

Неожиданно Черто́ву пришла мысль: «Как символично. Эх, старлей, а не отрыл ли ты топор войны? Вон и первая кровь, – и глянув на простреленный ботинок: – Точней уже не первая».

Потом на острове, и в частности на этом месте, пытались пошарить уже с лопатами и с металлоискателем, но кроме пары медных гильз и обломка кости, уж очень смахивающей на человеческую, больше ничего отыскать не удалось.

Кто был тот несчастный, чей «Винчестер» нашёл лейтенант, так и осталось загадкой.

* * *

Престин продолжал регулярно выходить на связь, в основном передавая вычитанную из газет информацию о ходе войны. Никаких особых расхождений с известной историей вроде бы пока не замечали. Также не было никаких вестей из Петербурга. Словно два посланца канули в неизвестность.

И только 18 июня по юлианскому календарю капитан «Скуратова» срочно известил, что выходит в море с гостями.

Ещё он репетовал полученную из Петербурга телеграмму, одно слово в которой было кодовым и несло успокоение – у отправленных в столицу ребят вроде всё нормально.

* * *

– Так! Что у нас есть по вице-адмиралу Дубасову Фёдору Васильевичу?

– Крутой мужик…

– Ты это «мужик» забудь и не вспоминай. И не дай бог ляпнешь такое вашему превосходительству. Да и друг дружку не следует так называть. Как говорится, не по чину.

«Ямал» проснулся, выбрал якоря, замолотил винтами, заворочался, взбаламутил ледовую кашу полыньи и неторопливо, оставив за кормой унылый берег, двинул в свою очередную белую дорогу.

– Ники, они что-то недоговаривают. Что-то неприятное.

– Они несут нам опасность?

– О нет. Они странные, немного себе на уме, что совсем не странно, но не опасны. Я чувствую. Женщина чувствует сердцем. Не бескорыстны, но поддержат Россию в любом случае.

– Россию, но не лично меня, нас. В их взглядах нет никакого почтения к… к венценосной особе. Совершенно. Иногда я чувствую себя перед ними, как… как перед своим строгим батюшкой.

– Они смотрят на нас с высоты прожитых лет. Не ими лично, а опыта всего человечества. И это повышает их статус, непроизвольно. И с их точки зрения, и с нашей.

Понимаешь, они знают! Вся наша жизнь для них, наши ошибки и достижения лишь прочитанные страницы или эти их документальные «синема».

– Алекс, это страшно.

– Немного. Но мы просто обязаны воспользоваться их знаниями. Ты обязан. На благо державы и наше благо.

Чтоб не тащиться бедолаге «Скуратову» до самой границы льдов, а это почти шестьсот миль, решили поспешить ему навстречу. Вскоре выяснилось, что ледовый массив на южной границе был подвергнут основательным подвижкам, дробился на отдельные ледяные поля длиною от двух до пяти километров, неоднородные ледяные фрагменты, обломки.

Бывало, что течением тащило весьма крупный несяк[57], а то и вполне внушительный айсберг.

Экран радара просто пестрел этими разнокалиберными метками.

Черто́в приказал идти ещё дальше к югу на пересечку «Скуратову» – ему в таких водах ходить было бы весьма затруднительно.

Уведомлённый об этом по радио Престин только порадовался – выдаваемый по особому распоряжению высококачественный кардиф позволял держать высокий ход, но постоянные десять узлов были чреваты поломками машины.

Да и дальность для парохода-старичка была на краю предела, с учётом туда-обратно.

Всего через трое суток «Скуратов» занял место под бортом ледокола.

* * *

В Петербурге, похоже, серьёзно ухватились за вариант перебросить Северным проходом на Тихий океан часть военно-морских сил.

Будущее, с его удивительными техническими открытиями, оно где-то там, а война – вот она под боком. И время не терпит. Уже и без информации потомков понятно – малой кровью не отделаться. А ещё над думами нависало, подстёгивало грядущее позорное зарево «Цусимы», в которое никак не хотелось верить.

Но самым весомым аргументом было заявление самодержца, который, совершенно не сдерживаясь в эмоциях, поставил условие:

– Ежели с этими сведениями вы допустите подобное, все пойдёте под суд… разжалую до матросов!

Авелан[58], который тоже был посвящён в «большую тайну», потом в беседе с Дубасовым ошеломлённо поделился, что эти гости из будущего в беседах с государем вообще предлагали (только подумать!) ввести расстрел. На что Фёдор Васильевич лишь усмехнулся, словно одобряя такие меры.

Естественно, что, не убедившись наглядно, поверив лишь обещаниям и описаниям технических возможностей ледокола, предоставленным материалам (в том числе и видео), наобум послать корабли в ледовый поход осторожные адмиралы позволить себе не могли.

Видимо, именно поэтому председатель Морского технического комитета вице-адмирал Дубасов, едва ступив на палубу атомохода, практически «прямо с порога» озвучил поставленную ему задачу.

«Да без проблем. Сбегаем. Покажем», – крутнулось в голове.

Вслух же Черто́в ответил нечто вполне в стиле эпохи, считая, что уж если начинать общаться с аборигенами, то на их языке:

– Извольте, всенепременно!

Отдал распоряжение помощнику. «Ямал» снова повернул во льды для демонстрации своих сил.

За годы работы в Арктике тактико-технические характеристики ледокола Андрей Анатольевич озвучивал не один десяток раз. В последнее время в основном для туристов. Ещё корреспондентам. Ещё случалось всяким «шишкам» из Росатомфлота и как-то разик премьеру.

Рассказывать морским офицерам императорского флота, людям из прошлого века (сначала Престину, затем новым гостям) неожиданно оказалось наиболее впечатляюще. И не потому, что они такие «наивные первобытные»… как раз таки вполне понимающие профессионалы. Просто между этими людьми и экипажем «Ямала» фактически сто лет! Сто лет развития цивилизации! И от понимания этого факта буквально с ума сбегалось, завидуя, представляя, смотря глазами слушателей «а вот мне бы так – заглянуть на сто лет вперёд. А каково же им?»