Смерть Паши была запутанной, потому что растянулась во времени. У Иванова имелся дозиметр. Паша знал, что умирает, и знал отчего. Это было частью испытания. Аркадий попытался представить Пашу в тот момент, когда он впервые узнал о происходящем. По словам Рины, Иванов был общественным животным, из числа тех, кто снимает куртку и засучивает рукава, чтобы хорошо провести время. Как же все началось? Может, среди всеобщего веселья кто-то сунул солонку и дозиметр в карман его куртки? Дозиметр, вероятно, был включен. Аркадий представил, как изменилось лицо Паши, когда он взглянул на его показания и быстро, тактично покинул вечеринку. Возможно, доза и не была слишком высокой – вероятнее всего, это был первый, пристрелочный, залп. «Мы сливали радиоактивную воду прямо в Москву-реку», – сказал Тимофеев, вот при чем тут солонка. И с тех пор Иванов находился под ударом. Показать наличие хлорида цезия в соли мог только дозиметр. А ведь все мы соль употребляем ежедневно – она неотъемлемая часть застолья, как в самой паршивой забегаловке, так и в хрустальной солонке самого дорогого ресторана. Как же Паша отваживался есть? Как поддерживал связь с внешним миром, когда незаметная крупица могла прийти в письме или оказаться в кармане одежды? В конце концов, что было делать Паше, когда он обнаружил мерцающую гору соли у себя в шкафу? Как найти одну смертоносную крупицу среди миллиона безвредных?

И это продолжалось довольно долго. Тимофеев тоже был под ударом. И разумеется – Рина. Иванов с Тимофеевым были бледны из-за цезия. Их кровоточащие носы означали недостаток тромбоцитов. Иванов с Тимофеевым не могли ни есть, ни пить. С каждым днем они слабели и все более уединялись. И в святая святых квартиры Иванова, в спальне, дно встроенного шкафа покрывала поблескивающая соль. Солонка! Она отличалась от других столовых приборов в квартире, например от перечницы, и Аркадий предположил, что солонка венчала гору соли как маячок, испускающий гамма-лучи. Самоубийства совершаются по шаблону – сначала депрессия, а затем маниакальный всплеск энергии. Вот табуретка – значит, веревка! Вот бритва – значит, ванна! Как распознать радиоактивную соль? Есть ее. Есть с хлебом. Проглатывая с трудом и запивая минеральной водой. Вопит дозиметр? Выключить. Течет кровь из носу? Вытереть, обернуть дозиметр носовым платком и положить его в ящик для рубашек. Аккуратность имеет значение, никакой спешки. Важен порыв. Желудок отвергает проглоченное. Открыть окно. Теперь схватить солонку, подняться повыше, раздвинуть шторы и взглянуть на огни горизонта. Умирать, когда ты уже мертв, не страшно…

Утренний дождь кропил на дряхлую пристань Чернобыльского яхт-клуба на Припяти. Аркадию с Ванко пришлось скакать по щербатым скользким доскам, чтобы подобраться к дюралевой лодке, которую Аркадий выпросил на один день у Ванко. Тот предложил еще за бутылку водки показать места для рыбалки, но Аркадий не собирался рыбачить. Он одолжил спиннинг только для виду.

– Это все, что вам нужно? И без наживки? – удивился Ванко.

– Без наживки.

– Такой дождичек к хорошей рыбалке.

– Здесь в самом деле был яхт-клуб? – переменил тему Аркадий.

– Парусные шлюпки. Ни одной не осталось после аварии – все до единой проданы богачам на Черном море. – Казалось, это радует Ванко.

Пар от воды клубился вокруг коммерческих и прогулочных лодок, затопленных или посаженных на мель, облупившихся и ржавеющих. Взрыв реактора, казалось, поднял в воздух паромы, землечерпалки и шаланды, угольные баржи и речные буксиры, а затем побросал их как попало вдоль берега. Пристань заканчивалась запертыми на висячий замок воротами и табличками с надписями: «Высокая радиация!», «Не плавать!» и «Не нырять!». Аркадию они показались излишними.

– Ева живет вон там. – Ванко указал через мост на квартал кирпичных домов. – Возвращайтесь в Москву. Ничего вы здесь не найдете.

– Будьте спокойны.

Ванко протянул Аркадию ключ от замка и помог провести лодку через шлюз и перегородку к северному рукаву реки. Аркадий еще раньше заметил, что Ванко, несмотря на флегматичность и простецкую челку, казалось, имел ключи ко всему, что было в городе.

– Раньше Чернобыль был оживленным портом. Торговля шла тут бойко, когда у нас жили евреи.

Аркадий подумал, что разговоры с Ванко иногда идут по кругу.

– Так, значит, у вас не было здесь евреев со времен войны?

Они спустились к воде. Ванко скользнул в лодку и ухватил ее за корму.

– Что-то вроде этого.

Забравшись с веслами в лодку, Аркадий бросил последний взгляд на таблички с предупреждениями.

– Насколько река радиоактивна?

Ванко пожал плечами:

– Вода набирает радиоактивность в тысячу раз больше земли.

– Гм…

– Но опускает ее на дно.

– Гм…

– Поэтому остерегайтесь раков. – Ванко все еще придерживал лодку. – Что-то хотел сказать… Ах да, старики ждут вас на ужин. Помните Романа и Марию из деревни?

– Да. Старушка с блестящими голубыми глазами и старик с коровой.

– Придете?

– Конечно. Ужин в «черной» деревне. Кто бы отказался от такого?

Довольный Ванко толкнул лодку. Аркадий вставил весла в уключины, сделал пару гребков, и лодка с легкостью пошла по течению Припяти.

Он оказался здесь, потому что Водопроводчик сдержал обещание и позвонил утром с инструкциями: Аркадий должен приплыть один, встать на шлюпке посреди охлаждающего пруда за Чернобыльской электростанцией и привезти деньги.

Аркадий наконец приноровился грести, борта лодки постепенно очистились от ошметков стоявших с ней по соседству судов и щепок пристани. Он опустил руку в воду. Вода была прохладная, коричневая от торфяника, находившегося далеко вверх по течению, ее покрывала рябь от мелкого дождика. Берег лежал в низине и был изрезан множеством ручейков старого русла реки. Вдоль него высились сосны и раскачивались ивы. Пристань яхт-клуба и охлаждающий пруд разделяли две мили пути против течения. Аркадий взглянул на часы – всего два часа, чтобы проплыть все расстояние. Он надеялся, что если немного опоздает, то Водопроводчик все же дождется его ради сотни долларов.

Денег у Аркадия не было, но он не мог упустить возможности установить контакт. По сути дела, думал Аркадий, отсутствие денег может стать для него безопасным пропуском назад, если единственным интересом Водопроводчика был грабеж.

Туман поднимался от берегов, цеплялся за березы и дальше плыл свободно. Лягушки шлепались о лодку. Аркадий поймал себя на мысли, что гребля вводит его в транс. Позади лодки образовывались маленькие водовороты от ударов весел. Мимо проплыл лебедь – белое царственное привидение, которое соизволило повернуть голову в сторону Аркадия. Сегодня явно не лучший день его жизни, подумал он.

Иногда река заиливалась и расширялась, иногда сужалась так, что приходилось проплывать под завесой деревьев, и всякий раз Аркадий спрашивал себя, зачем это ему. Он не в Москве, и даже не в России. А там, где русских не жалуют, где мертвого русского держали в рефрижераторе не одну неделю, где «черная» деревня была идеальным местом для ужина.