— Это страшные чудовища, брызгающие ядовитой слюной, со светящимися жёлтыми глазами, огромными острыми рогами, вонючими клыками, огнедышащей пастью и во-от такими когтями, похожими на кинжалы!

— Хорошо, что в Амане нет врагов!

— Да, мой мальчик, это очень хорошо.

— Дедушка Финвэ! — воодушевился Тьелпе. — Расскажи ещё про врагов!

— А что про них рассказывать? Разжигаешь ты костёр, садишься с девушкой на мягкую траву, обнимаешь за талию, целуешь нежную шейку, и тут выскакивает из кустов страшный враг — ЦАП! — и нет у тебя больше девушки.

— А если тебя съедят?!

— Нет, враги едят только девушек.

— И… — мальчик сглотнул, — много у тебя девушек съели?

— Много, — грустно вздохнул Финвэ. — Зато твоя бабушка сама съела врага, который на неё напал. Когда её утащили, я думал — всё… И тут из кустов стали доноситься ужасающие вопли, хруст ломаемых веток, полетели клочки шерсти… А потом выходит ко мне твоя бабушка, держа в зубах откушенный вражий хвост!

Тьелпе удивлённо посмотрел на деда, и после нескольких мгновений молчания оба эльфа заливисто рассмеялись.

— А бабушка Индис на врагов охотилась из засады, — нолдоран загадочно улыбнулся.

— Я хочу домой, — многозначительно зевнул мальчик, утыкаясь носиком в подушку.

«Научили в семье не говорить про вторую супругу дедушки!» — Финвэ сжал в кулаке полы платья.

— Поспи. Проснёшься — пойдешь, — голос нолдорана дрогнул, злость удалось сдержать с трудом.

Финвэ долго сидел рядом с правнуком, гладя его по голове, успокаивая мальчика и себя. Король Нолдор вспоминал жизнь в Средиземье, и мысленно благодарил Валар за то, что его потомки никогда там не окажутся.

***

Могущественная угнетённая Тема Творения, способная звучать грозной полифонией диссонанса, запертая в бесконечно повторявшемся аккорде, вдруг лишилась оков.

Данная Создателем сила, разделённая между Айнур, заставила вспомнить, что такое Изначальная Песня, однако слепленные в один отвратительный звук ноты не могли разлететься мелодией в одно мгновение. Требовалось время. И терпение.

Полутон за полутоном, аккорд начал расходиться, словно круги по воде от ударившего со дна ключа. Нота за нотой, такт за тактом, звуки стали разделяться и выстраиваться, заполняя Бездну пока слабой и неуверенной, но музыкой.

Скомканное и угнетённое медленно раскрывалось слиянием мелодий, переплетением старых и новых Тем, возрождая давно утраченное могущество дисгармонии.

Долго, тяжело. Поломанный узор Песни стонал и дрожал, звуки срывались, истаивали в бесконечном ничто, но их место занимали новые — громкие, смелые, уверенные. Набирающуюся мощь пока необходимо скрыть за грустью раскаяния и тоской о былой чистоте Темы Творения, но время придёт, и сила проявит себя.

Нота за нотой, такт за тактом. Медленно. Мучительно. Долго.

Свобода не даётся просто так, но ни одна цена не высока чрезмерно!

Мелькор

Когда зациклившийся, мечущийся, сжатый до миллиардной доли тона аккорд, получив свободу, начал раскрываться подобно цветку, только пробившемуся сквозь твёрдую почву, Валиэ Ниенна затрепетала.

Во тьме призрачного чертога на краю бездны звучала пугающая тоскливая музыка сотен переплетённых, но всё же не единых мелодий, почти угасших, однако ещё сохранивших главное в себе.

Плакальщица-Целительница, не слишком любившая эльфийский облик и менявшая его на чёрно-белое воплощение, похожее на маску поверх колеблющегося дымом конуса, повернула неподвижное лицо к помощнику-Майя. Серебрящийся призрачный Олорин не слышал слов Ниенны, хоть и чувствовал каждую ноту, в которой звучала Изначальная Тема Творения, изменённая, но первозданная.

«Обернись. Посмотри на них».

Младший Айну сразу понял, о ком говорила его госпожа: лишившиеся тел души метались в чёрной пустоте, лиц было не рассмотреть в облачных звёздных туманностях, только остатки памяти ещё не смолкли, и Олорину показалось, будто нет прекраснее и интереснее музыки.

«Без Мелькора здесь не родится новых звуков, — маска отвернулась. — Но ведь нам достаточно тех, что уже есть».

Не воспринимать Детей Эру как музыкальный инструмент оказалось непросто, и тогда снова повторилось:

«Смотри. Слушай».

Мелодия души, на которую указала Плакальщица, была похожа на клочки чего-то красивого, и не пребывание в Чертогах Намо Мандоса сделало Тему погибшего такой.

Олорин слушал, звуки рисовали картины, рассказывая, как Мелькор, решивший, будто может делать в Арде абсолютно всё, что хочет, поймал своего первого подопытного. Это было легко: наивные пробудившиеся эльфы ничего не знали об опасности, поэтому Айну скрыл гадкие помыслы восхищением красотой Детей Эру, отбросил размышления о будущем веселье и просто подошёл к удалившейся от сородичей деве с чёрными пышными волосами.

Эльфийка почувствовала тревогу, однако не смогла понять, что именно её пугает, поэтому не убежала, когда была возможность. А потом просто упала и заснула.

Слуги-волколаки быстро доставили девушку в подземную твердыню, где Мелькор решил выяснить, сколько детей разом может выносить такое интересное создание. Эльфийка-Нолдиэ не умела говорить, её мольба, непонимание и страх выражались в основном плачем, криком и беспорядочным набором слогов, которым ещё только предстояло стать языком Квэнья. Но не для этой несчастной.

Юное тело растянули на столе перед троном. Мелькору не требовался свет в его подземелье, а дева ещё сильнее приходила в ужас, не имея возможности видеть, что происходит вокруг. Под отчаянные крики переставшего быть мелодичным голоса пленницы Айну с видом исследователя полез руками в лоно и принялся его растягивать. Как только жертва потеряла сознание, Мелькор решил, что для эксперимента нужен «самец», но вскоре мятежный Вала познал разочарование: с огромным трудом заставив похищенного от берегов озера Куивиэнэн эльфа сношать подопытную «матку», он понял — Дети Эру не плодятся без желания.

«Слушай».

Олорин отвлёкся, но госпожа Ниенна заставила сосредоточиться вновь.

Музыка металась, словно тело эльфийки, когда его стали резать и изучать строение лона через распоротый живот, в попытках понять, как можно заставить родить, используя что-то, кроме обычного способа.

— И она умерла, — прошептал Майя, забыв, что Валиэ не любит говорить, используя плоть.

«Эльфы должны знать, — прозвучал способный обрушить скалу аккорд, — что я не защищала Мелькора, когда Манвэ судил его. Я молчала, не сказав ни слова в его оправдание».

Олорин не хотел вспоминать о речах Вала Манвэ, объявившего войну брату, боялся обсуждать, однако даже мимолётная мысль оказалась услышана.

«Моя Тема в Арде — Тема Исцеления? — Ниенна начала увеличиваться в размерах, белое заблестело ярче, чёрное слилось с бездной.