— Нет, никто. В доме были только те, кого я перечислил в прошлый раз.

— Не говорил ли хозяин дома или кто-то из гостей, что ждут еще кого-то?

— Нет, у меня создалось впечатление, что все, кого Никольченко с супругой в тот вечер ждали, пришли.

— Хм. Осведомлены ли вы, Зосима Иванович, о личной жизни вашего покойного двоюродного брата?

— Думаю, что да. Но если вы намекаете, что у него могла быть любовница, то я это отрицаю с полной убежденностью.

Еще несколько вопросов, которые задал следователь, показались Игнатьеву неважными. Как будто он их задавал для того, чтобы в протоколе допроса отразилось лишь нужное количество вопросов. Наконец формальности были завершены, и следователь отпустил своего молодого помощника.

— Я могу быть свободен? — спросил Игнатьев.

— Еще несколько вопросов. Без протокола, разумеется. Так, в порядке информации для размышления. Консультации, если позволите.

— Валяйте.

— Зосима Иванович, — Пугачев поставил локти на стол, оперся на них подбородком и уставился прямо в лицо Игнатьева, — а кем могла быть та женщина, которая погибла вместе с семьей вашего брата?

— Представления не имею. Поручите оперативникам, они перетрясут всю округу. Уверен, что это какая-то соседка, хорошая знакомая семьи или Галины. Могла жить через улицу, через две от дома Никольченко.

— Разумеется, — покивал Пугачев, соглашаясь. — Вижу, что вы над этим вопросом думали.

— Я, Иван Трофимович, — недобро прищурился Игнатьев, — ни о чем другом думать не могу!

— Понимаю вас, Зосима Иванович, понимаю. У вас ведь практически никого родственников теперь и не осталось. Только я вот о чем с вами хотел поговорить. Даже попросить. Само собой, не покидать пределов Романовского. Об этом вам внизу подписочку подсунут. Но не это главное. Я хотел вас попросить не ввязываться в это дело. Никоим образом не умаляю вашего профессионализма, но здесь вы человек новый, ситуации и района не знаете. Можете наломать дров. Давайте договоримся: все ваши мысли, предложения я буду выслушивать, мы их будем обсуждать. Ну, и я, соответственно, буду их принимать к сведению.

— Хорошее предложение. А зачем было нужно перед тем, как мне его сделать, выпроваживать вашего помощника?

— Э-э… не понимаю вас. Помощник ушел, потому что его ждут другие дела.

— Вы еще при помощнике задали вопрос о какой-то погибшей в доме женщине. Но задали его так — вскользь. Полагаю, вы обязаны были его задать, а серьезно поговорить о нем хотите сейчас. Из всего этого я делаю вывод, что помощнику своему вы почему-то не доверяете. Очень странно в стенах прокуратуры, согласитесь. А во-вторых, вам никак не удается установить личность этой женщины. И почему-то она вас очень интересует.

— Не говорите ерунды, — рассмеялся Пугачев. — Что за тайны Бургундского двора, в самом деле? А вот насчет женщины вы правы. Я бы хотел попросить вас поломать голову и попытаться вспомнить, кто бы это мог быть. Учтите, что заявлений о пропаже людей не поступало, всю округу мы буквально по дому опросили. Так что вы очень можете помочь следствию, вы ведь почти неделю жили у своего брата. Могли что-то услышать, какой-то намек уловить, брошенное слово, названное имя.

Из прокуратуры Игнатьев вышел неторопливым шагом и побрел по улице, задумчиво поглядывая по сторонам. Подписку о невыезде с него взяли, но Зосима Иванович и все равно бы из городка не уехал. Он поклялся памятью брата и его семьи, что разберется в этом деле, и он в нем разберется. Другое дело, с чего начинать.

Информации у Игнатьева было мало. Он снова и снова перебирал в голове те скудные факты, которые имел. То, что это убийство, а не несчастный случай, подтверждается лишь косвенно. Доступа к результатам экспертизы пожарников о причинах возгорания у него нет. Нет у него и результата вскрытия тел. Есть косвенная информация, что все произошло между одиннадцатью и двенадцатью часами. В любом случае преступники были в доме около одиннадцати, а уж потом… пока сделали свое дело, пока разгорелся огонь…

Черт! Игнатьев покачал головой и сплюнул. Нет самого главного, нет даже намека на мотив совершения преступления. Месть кого-то из уголовников за нечто, связанное с работой Сергея? Да хрен там! Он ведь в свое время работал даже не в уголовном розыске, а в управлении охраны общественного порядка. Да и то на бумажной работе, занимался каким-то там планированием и обучением. Да и о мести уголовников после отсидки кому-то из работников полиции Игнатьев только в книжках читал. А в жизни с таким, пожалуй, и не сталкивался. Тогда, может быть, трагедия связана с теперешней работой Сергея? Тоже вряд ли. Не тот масштаб деятельности. Могли припугнуть, могли финкой из-за угла пырнуть, если уж на то пошло. Какой-нибудь муж, которого он по заданию жены сфотографировал с любовницей. Но для такого масштабного преступления нужен и мотив не менее масштабный.

Женщина, что же это была за женщина? И что за ребенок? Понять следователя можно было так, что ребенок, скорее всего, был именно той неизвестной женщины. С ребенком приходят домой к частному детективу в каких случаях? В гости. Значит, они в очень близких отношениях. А если не в гости? Тогда с ребенком может прибежать женщина, если ей негде его оставить. Иногородняя? Возможно. Если местная, то… то дома оставлять ребенка не с кем. Или опасно. Почему? Ее хотят убить. И тогда она хватает ребенка и поздно вечером заявляется к Никольченко. И ее убивают. А заодно и всех в доме. Почему? Чтобы не оставлять свидетелей? Значит, убили женщину за что-то такое, ради чего решились и всю семью убить. Ничего себе маленький тихий провинциальный городок! Во что же ты, братишка, вляпался?

— Зосимушка! — Марина выскочила в сени и чуть не сбила Игнатьева с ног. — Живой, родненький ты мой! Отпустили тебя! Как я боялась-то за тебя.

— Ну перестань, — проворчал Игнатьев, увлекая женщину в дом.

С самого раннего детства терпеть не мог, когда его называли ласкательными или какими-то другими производными от полного имени. Всякими там Зосями и Зосиньками. Предпочитал он только полную форму Зосима. А вот Марина назвала его ласково Зосимушкой, и стало тепло и приятно на душе.

— Господи, да тебя-то за что арестовывали? — продолжала причитать Марина.

— Меня не арестовывали, а всего лишь задерживали до выяснения обстоятельств. Это нормально, Мариша.

— Когда невиновного в тюрьму сажают — это нормально?

— Это не тюрьма, — поморщился Игнатьев. — И хватит об этом. Тут такое дело, Марина, не надеюсь я, что местные органы до чего-то докопаются. Сам я возьмусь за расследование, частным образом. Все-таки брат он мне, родственники же мы.

— Да как же ты подступишься к этому делу? У них там собаки всякие, криминалисты, а ты один-одинешенек.

— Не собаки раскрывают преступления, — улыбнулся Игнатьев. — Ты лучше скажи мне вот что. Ты с моими зналась, часто ли общалась, какие были отношения?