То, что я попросил таксиста отвезти меня в отель «Паддингтон», само по себе доказывало, что я не был трезвым или хотя бы пьяным, сохраняющим крупицы рассудка. Мне нужно было вернуться в отель, нужно было придумать, как забрать свои инструменты и перчатки прежде, чем они окажутся в сейфе для вещественных доказательств, нужно было прибрать к рукам рубины Синтии Консидайн, пока это не сделал кто-то еще.

Но как? В последний раз отель «Паддингтон» видел меня в наручниках. Если я собирался возвращаться на место преступления, мне следовало бы поискать окольные пути. Незаконное проникновение через подвал, к примеру. Или игривую прогулку по крышам. Но я не имел права просто входить сюда как к себе домой.

Однако именно это я и сделал. Вошел внутрь если не как хозяин, то по крайней мере как вполне законный и добропорядочный постоялец. А почему бы и нет? Я заплатил за номер, и никто еще не выписал меня отсюда и не возвращал деньги. Если бы за конторкой был Карл Пилсбери или на диване в вестибюле свернулась калачиком грозная Айзис Готье, все бы так просто не обошлось. Но откуда близорукому ночному портье знать о Питере Джеффрисе, или Джеффри Питерсе, или как я там себя назвал? Он ограничился тем, что просто выложил ключ на конторку, даже не поинтересовавшись моей карточкой.

Может, сознание, освобожденное ржаным виски от жестких пут традиционного мышления, выполнило за меня всю работу, заставив меня назвать таксисту нужный адрес. Я обдумал эту возможность и с сомнением покачал головой. (Неудачная идея — с аспирином или без него. Меньше всего моя голова нуждалась в лишних движениях.)

Нет, я не обдумывал свой путь в отель «Паддингтон». Я брел сюда наобум, и мне просто повезло.

Я взял в руки его тезку — по-моему, выглядел он не хуже, чем прежде. Либо копы вернули его после рентгена (что маловероятно), либо его заменили служащие отеля, что также показалось мне странным. Впрочем, не важно. Он был здесь, и я тоже, но он мог оставаться на месте, а меня ждали дела.

Взглянув на свои часы, я невольно поднес их к уху, чтобы проверить, тикают ли они. Они, конечно, не тикали; потому что были электронными и не тикали никогда в жизни. Но секунды на них мелькали, стало быть, часы продолжали работать, и показывали они три часа тридцать семь минут утра.

Я почему-то считал, что сейчас куда больше времени. Мне казалось, что, найдя тихое и удобное место, чтобы потерять сознание, я буду пребывать в бессознательном состоянии достаточно долго. Поняв, что еще середина ночи, я мгновенно почувствовал жуткую усталость.

Кровать неудержимо манила меня. Но, бросив на нее тоскливый взгляд, я поплелся к двери.

Предупреждение у выхода на лестничную клетку напомнило мне, что вернуться я не смогу. Конечно, оно имело значение лишь для простых смертных. Но предположим, я не найду свои инструменты там, где я их оставил. Можно спуститься вниз, в вестибюль, но я не забыл, какой прием ждал меня там в последний раз. Пошарив по карманам, я нашел деревянную зубочистку, потом отжал большим пальцем язычок замка и воткнул ее в щель. Теперь дверь можно закрыть, не захлопывая, и никто, появившийся в коридоре четвертого этажа, ничего не заметит.

На лестнице по-прежнему пахло дымом. Это хорошо, если только никто не устроил пожар.

Пожар никто не устроил, по крайней мере судя по тому, что пожарный шланг на стене выглядел нетронутым. Я свинтил тяжелый медный наконечник — из которого вышло бы замечательное тупое оружие — и вытряхнул из него свою замечательную связку отмычек, а также фонарик, все тщательно завернутое в пластиковые перчатки. Затем я извлек из брезентового шланга маленькую шкатулку, где все еще хранились рубиновые колье и серьги. Рассовал все по карманам и привинтил наконечник обратно к шлангу.

Я спустился на четвертый этаж, открыл дверь и уже собирался извлечь зубочистку, как вдруг передумал. Внезапно до меня дошло, что если знание — сила, то я — слабак-недоносок, которому даже не стоит посылать купон Чарльзу Атласу, чтобы проникнуть в тайны «динамического напряжения».[13]

Я сел на верхнюю ступеньку и мысленно начал перебирать вопросы, на которые у меня нет ответов. Я их не записывал, но, если бы сделал это, они выглядели бы примерно так:

Чего я не знаю и что мне надо узнать

1. Кто убил Антею Ландау?

2. Откуда взялся нож и что с ним случилось?

3. Почему не дает о себе знать Элис Котрелл?

4. Кстати, об Элис. Почему я не могу до нее дозвониться?

5. Каким образом украшения оказались в номере на третьем этаже?

6. Куда делись письма Гулливера Фэйрберна?

7. Как Айзис Готье связана с Антеей Ландау?

8. Каким образом я собираюсь из всего этого выпутываться?

Я спустился еще на один лестничный пролет и в знак того, что мое сознание наконец пробудилось, еще раз пошарил по карманам и нашел еще одну зубочистку, чтобы заклинить замок и обеспечить себе возможность вернуться на лестницу. В мозгах слегка просветлело, когда я протянул руку к дверной ручке и не обнаружил ее. Я достал инструменты и открыл дверь.

Когда я выходил из той комнаты на третьем этаже как гордый обладатель, если не законный владелец, рубинового колье с серьгами, я, разумеется, не обратил внимания на ее номер. Да и зачем? Мне хватало других забот, а это знание в принципе никак не могло мне пригодиться. Эта комната — просто помещение, через которое я прошел, и я не собирался проходить через него снова. Я уже взял оттуда все, что стоило взять. Зачем мне туда возвращаться?

Впрочем, вычислить номер не составляло большого труда. На пожарную лестницу я выбрался из окна спальни Антеи Ландау. Комната, в которую я попал, располагалась тремя этажами ниже, и если она не была прямо под спальней Ландау, то недалеко от нее. Ландау занимала номер 602, следовательно, начать стоило с 302-го, а в случае чего попробовать соседние комнаты.

Я сосредоточился и нашел дверь с номером 302, которая удобно, хотя и незамысловато располагалась между номерами 301 и 303. Ни из-под одной двери не пробивался свет, но в четыре часа утра то же самое можно сказать относительно большинства дверей в отеле, да и относительно большинства дверей спален во всем городе. Нью-Йорк, может, и заслуживает названия города, который никогда не спит, но в такой час добрая часть его граждан предпочитает отправиться на боковую.

Хотелось бы мне присоединиться к ним. Головная боль вернулась, и усталость навалилась на меня. Я не мог восстановить дыхание и даже не был уверен, что его стоит восстанавливать. Ну восстановлю я его, и что мне с ним делать?

Я смотрел на три двери и чувствовал себя тупым участником «Своей игры». Мне нужно выбрать одну из них, и что я готов поставить на кон ради того, что за ней находится? Свою свободу? Свое будущее?