– Я была секретарем генерала Уоррингтона. Когда война закончилась, я, как и многие другие, думала, что скоро мне придется уйти с работы. Но потом появился один человек, человек вроде вас. Нас, девушек, было десять. Он сказал, что выберет одну для выполнения очень важного задания. Он обещал, что ей хорошо заплатят, но предупредил, что задание является совершенно секретным.

– И этот человек выбрал вас.

– Нет, он выбрал не меня, а Роуз.

– А вы оказались здесь, потому…

– Потому что Роуз умерла.

Рак отхлебнул еще виски. Краем глаза он видел, что бармен прислонился к углу стойки и подался вперед, пытаясь подслушать их диалог. Он собрался было спросить, от чего умерла Роуз, но тут Ева подняла руку.

– Полковник Рак, тот доктор, которого вы допрашиваете… – начала она.

– Говорите тише.

– Да, конечно. Простите.

Девушка подвинулась на скамье ближе к нему, чтобы можно было говорить шепотом. Ее плечо коснулось его плеча, и Берти еще явственнее ощутил запах ее духов, тот самый, о котором говорил Шнайдер. Он снова напрягся, подумав, что, пожалуй, надо бы отодвинуться от нее. Но продолжал сидеть, не двигаясь с места и позволяя ей касаться его.

Ева продолжила:

– Шнайдер сказал, что видел Бога.

– Да, говорил.

– Как вы считаете, это правда?

Рак на мгновение задумался.

– Нет, такая мысль ни на минуту не приходила мне в голову.

– А что, если вы ошибаетесь? Я хочу сказать… должна же всему этому быть причина, разве не так? Я имею в виду – тому, что произошло в Европе.

Полковник медленно опустил бокал с виски на столик, не спуская с нее глаз.

– Причиной этому был отнюдь не Бог. – Слова с трудом шли из его горла.

Он чувствовал, как встают дыбом волосы у него на затылке, и не мог объяснить, почему, – разве что в этом виновата она. Ее близость почему-то выбивала его из равновесия.

– Да, вы правы, – прошептала девушка. – Это глупость.

Рак допил свой виски и сказал:

– Нам пора возвращаться.

– Да. Конечно. – Ева выпила остатки своего джина и встала.

Полковник прошел к двери паба. Когда он открыл ее, его обдуло ледяным ветром.

– Ваш плащ! – крикнула Ева.

Она взяла плащ со скамьи и, держа его на весу, направилась к спутнику. Было на удивление легко достать бумагу из внутреннего кармана. Так же легко, как опустить таблетку цианистого калия в чай Роуз.

Сегодня был день рождения ее соседки по квартире, но поначалу у Джорджи Самдей не возникло никакого желания выходить в свет. Правда, в этом нет ничего необычного – ей редко хотелось выйти в свет. А если честно, то вообще никогда. И это нежелание становилось просто нестерпимым, когда речь шла о том, чтобы выбраться куда-нибудь вместе с соседями по квартире. Соседей у нее было четверо: Мира, у которой сегодня был день рождения, Ли, Фергус и Мартин. Однако на сей раз Джорджи все же согласилась пойти с ними, потому что когда Мира пригласила ее «в театр», Джорджи решила, что ее ждет встреча с утонченной культурой, между тем как на самом деле Мира имела в виду «Театр», бар с грязным полом, находящийся в центре города.

Джорджи огляделась по сторонам. На улице стояла стужа, и всякий раз, когда открывалась дверь, чтобы впустить в бар очередного полураздетого посетителя, Джорджи обдавало потоком такого холодного воздуха, что от него поморщился бы и погибший в Антарктиде исследователь Южного полюса капитан Скотт. Тогда почему же она одна пришла сюда в пальто, шапке, перчатках и шарфе? Может, все остальные сошли с ума?

Еще дома Джорджи видела, как Мира опрокинула стаканчик какого-то напитка, похожего на жидкость для мытья посуды. Следовало догадаться, что именинница вовсе не собиралась провести этот вечер, наслаждаясь постановкой «Дон Кихота» в интерпретации «Королевской Шекспировской компании». Конечно, и сама Мира могла бы догадаться, что поскольку Джорджи любит Вагнера, ей вряд ли понравится весь вечер слушать музыку «Перл Джем». Впрочем, надо признать, что хотя все ее соседи по квартире, за исключением Ли, которую Джорджи находила вполне симпатичной, учились вместе с ней в Оксфорде, она знает их не так уж хорошо.

Мартин придвинулся вплотную к Мире, зашептал ей что-то в ухо, и та разразилась игривым смехом. Джорджи заметила, как он при этом посмотрел на нее саму и чуть заметно улыбнулся. Девушка знала, что ему нравится, когда она за ним наблюдает. Ему нравится ее настороженность, ее смущение от того, что между ними произошло. Ее стыд был словно окутывающий ее плащ, который видел только он.

Джорджи еще плотнее запахнулась в этот плащ и отвела глаза. У нее перехватило дыхание.

Они впятером сидели за одним столом. Фергус заказывал выпивку. Они выпьют здесь еще раз, сказал он, а потом отправятся в «Доджос», темный, дымный и убогий местный клуб. Джорджи планировала тихонько ускользнуть домой еще до того, как все туда пойдут. Она показалась на праздновании дня рождения Миры, и этого довольно.

Фергус вернулся с подносом, на котором стояли бокалы со спиртным. Поставил поднос на стол, плюхнулся на скамью рядом с Джорджи и предложил ей один из бокалов. Напиток ярко-голубого цвета выглядел неаппетитно.

– Как дела на работе? – спросил он со своим резким ирландским акцентом.

– Хорошо, – ответила Джорджи, разглядывая напиток.

Этот ответ должен был отбить у него охоту к какой-либо беседе.

Так вышло, что последние полгода, которые она работала в фирме «Прист энд компани», оказались лучшим временем ее жизни. Джорджи наконец-то нашла свое место, обрела чувство собственного достоинства и возможность убежать от тех людей, рядом с которыми она сидела на лекциях по праву. Мира была помощником адвоката в процветающей юридической фирме в Саттоне. Она утверждала, будто работает в налоговом отделе, но на самом деле занималась тем, что делала чай и вела протоколы. Фергус лоботрясничал. Ли работала на временной основе, заменяя отсутствующих сотрудников, вероятно, через агентство по временному трудоустройству. Мартин же не достиг вообще ничего.

Джорджи была одной из лучших студенток своего курса в Оксфорде и единственной из соарендаторов квартиры, кто не упустил предоставленных возможностей. И она сделала это без какой-либо помощи родителей, в отличие от Миры, мать которой являлась президентом какой-то торговой компании, а отец – врачом общей практики. Вместе они были для нее банком, дающим ей деньги, не требуя выплаты процента. Семья Джорджи жила куда беднее – мать родила ее поздно и уже вышла на пенсию, а ее отец умер, когда ей исполнилось двенадцать лет. Они познали нужду – Джорджи не раз приходилось вести переговоры с судебными исполнителями, стоя на пороге их дома, но в минувшем году ее матери крупно повезло. Она одержала победу в интернет-конкурсе, и с тех пор ей каждый месяц выплачивали полторы тысячи фунтов, причем каждый год эта сумма индексировалась с учетом инфляции. Небольшие деньги, но поскольку к ним прибавлялась пара скромных пенсий, получался неплохой доход.