А она сейчас торчит в битком набитом нервными пассажирами Домодедово. А все потому, что хотела решить очень важный вопрос до отъезда, а этот противный Ватаев тянул с данными до последнего. Во всем он виноват. Марат будь он неладен Хасанович!

Самолет улетел с задержкой в одиннадцать часов, когда немного потеплело, лед на взлетно-посадочных полосах растаял, и ветер слегка утих. Да толку-то? Милана все равно уже безнадежно опаздывала. Она прилетит в Гамбург к тому моменту, когда Арчи уже снимут повязку.

А Гамбург из солидарности с Москвой тоже порадовал плохой погодой — в этот раз в виде мокрого снега. И в городе случился транспортный коллапс. Милана с тоской смотрела на медленно проплывающий за окном такси слегка припорошенный германский пейзаж. Уже все. Повязка уже снята. И раз Артур не звонит… Господи, она должна быть там, с ним!

Милана наклонилась вперед, к водителю, и, используя весь свой небогатый запас немецких слов, спросила, не могут ли они двигаться быстрее. Она понимала, что это невозможно, но молчать было невыносимо. Чернокожий водитель обернулся, сверкнул в улыбке ослепительно белыми зубами и лишь виновато пожал плечами.

— Еще полчаса.

Это она поняла. Что еще оставалось? Полчаса. Почему не звонит Арчи?! Но сама ему позвонить Милана так и не решилась.

* * *

Милана влетела в его палату взмыленная, растрепанная, вспотевшая. И замерла. Артур стоял спиной к двери, у окна. Все слова застряли у Миланы в горле. Каждый шаг давался с огромным трудом. Она шла, а Арчи все не оборачивался.

Только не сдавайся, братишка. Не смей сдаваться, слышишь?! Мы все вывезем. Я рядом.

Она подошла и встала рядом, за его спиной. Милане казалось, что ее дыхание слышно во всей клинике, во всем Гамбурге. Да что там Гамбург, его в Москве, наверное, слышно! По крайней мере, Милана ничего не слышала, кроме своего дыхания. Но когда Артур заговорил, она его отчетливо расслышала. Почему-то.

— Она желтая, правда?

— Она? — как-то глупо переспросила Милана сиплым голосом.

— Вон там, внизу, на парковке, прямо под окном стоит машина. Она желтая, правда?

Милана сделал шаг вбок, подошла к окну вплотную. На Артура она смотреть боялась.

На парковке под окном действительно стояла маленькая желтая машина, кажется, «смарт». Милана, наконец, решилась и повернула голову.

На его лице не было черных очков. Артур смотрел на нее.

И отчаянно, в голос, по-бабьи зарыдав, Милана бросилась брату на шею.

* * *

Телефон пиликнул сообщением, и Света вздрогнула. Она сегодня каждый раз вздрагивала на любой писк мобильного. Светлана уже знала, что Милана опаздывает к моменту снятия повязки — сестра Артура засыпала ее сообщениями о том, что погода дрянь, все козлы, а она, Милана — самая большая идиотка. Несколько десятков сообщений. От Артура не было ни одного.

— Ну что, есть новости? — в приемную вошел Самсонов. Светлана понятия не имела, как, откуда просочилась информация, что сегодня Артуру снимают повязку. Возможно, сказала Милана.

— Пока нет, — Света взяла в руки телефон. В этот раз пришло фото.

Это было селфи Артура и Миланы. Два невероятно красивых, счастливых, широко улыбающихся человека. Первая идиотская мысль — что это фото давнишнее, то, до аварии. Потому что на Артуре не было черных очков.

А потом Света увидела, что фото снято в больничной палате. Да и Артур… и Милана… они оба такие, как сейчас, а не несколько лет назад. И шарф на шее у Миланы — она улетала в этом шарфе. Значит… значит это….

Она почувствовала, что дрожат пальцы. Неконтролируемо, она не может остановить эту дрожь. Света сильнее сжала пальцы на телефоне. С экрана на нее смотрел Артур. Смотрел не в темноту, не в пустоту.

Он смотрит. Он видит.

— Светлана Анатольевна, голубушка, вы же как мел! — Юрий Валентинович как-то вдруг оказался рядом. — Что такое? Голова кружится? Давление?

Света только дернула головой, то ли кивнув, то ли мотнув отрицательно. А Самсонов вдруг впился взглядом в экран Светиного телефона.

— О господи…

Он резко поднял руку, сжал пальцами переносицу и отвернулся.

— Сейчас расплачусь.

С Самсоновым никогда невозможно понять, говорит он серьезно или шутит. Вот и теперь Света не могла этого отгадать. Но его слова дали Светлане так необходимый толчок, вывели из ступора, позволили начать снова дышать.

— Дать платочек, Юрий Валентинович?

— Не откажусь.

В предложенный бумажный носовой платок Самсонов все так же, не оборачиваясь, шумно высморкался. Когда он все же обернулся, глаза его подозрительно блестели. Светка испытала вдруг безотчетное желание обнять Юрия Валентиновича. И ничего он не сатана.

— Самсон, ты почему не на месте? — в приемную стремительно вошел Ватаев. — Знаешь, кто сегодня прилетел? Наш главный дерьмовед! Смотри! — Ватаев выудил из кармана брюк телефон и продемонстрировал экран Юрию Валентиновичу. — У всех людей фотки как фотки, а у Захара — в обнимку с пакетом какого-то дерьма. Говорит, что его в самолет не хотели пускать, не верили что это… — Марат замер на полуслове. Посмотрел сначала на Самсонова, потом на Светлану. — Так. Что случилось?

Самсонов, не спрашивая разрешения, схватил Светин смартфон и развернул его экраном к Марату. И спустя секунду на лице Ватаева появилась такая редкая, но широкая и искренняя улыбка.

— Я знал!

— Откуда ты мог это знать, интересно? — Юрий Валентинович вернул Светлане телефон и точным броском отправил скомканный бумажный платочек в корзину у Светиных ног.

— Откуда-откуда? — фыркнул Ватаев. — Интуиция!

— Интуиция? — закатил глаза Самсонов. — Серьезно?

— Серьезнее не бывает. Интуиция — священный дар, а разум — покорный слуга.

— И кто это сказал — Марат Ватаев? — похоже, эта дурацкая перепалка была нужна Самсонову, чтобы окончательно вернуться в свое привычное состояние.

— Это сказал Альберт Эйнштейн.

Светлана в очередной раз поразилась эрудиции Ватаева. Она вообще цеплялась за любые мелочи, чтобы отвлечься от своей внутренней дрожи.

И ей в этом неожиданно помогли. Дверь в приемную снова распахнулась, и в приемную вошел совершенно незнакомый Светлане человек.

— Захар! — в один голос воскликнули Самсонов и Ватаев. А Света с невольным любопытством уставилась на вошедшего. Она не раз слышала это имя, но так и не поинтересовалась, кто этот человек. Про него то и дело упоминали, но его самого Светлана ни разу не видела в офисе. А вот теперь он нарисовался собственной персоной — тот самый загадочный Захар.

Он был высокий и широкоплечий, как Ватаев, но производил совершенно другое впечатление, нежели Марат. В Марате была какая-то звериная мощь, а этот Захар — в нем не было ощущения сдерживаемой физической силы, как у Ватаева. Но присутствие какой-то другой первобытной силы, не агрессивной, но практически неукротимой — чувствовалось отчетливо. На нем были грубые спортивные ботинки, коричневые штаны с каким-то немыслимым количеством карманов и распахнутая на широкой груди короткая дубленка, из-под которой виднелся пестрый свитер. Довершали картину русые взъерошенные чуть вьющиеся волосы и румянец на всю щеку. Этот человек совершенно не вписывался в стерильность приемной офиса крупного холдинга даже одеждой — особенно на фоне упакованного в неизменный темный костюм Ватаева и Самсонова, который по случаю холодной погоды облачился в кашемировый пуловер — по-стариковски, как он говорил, но под которым виднелись так же неизменные галстук и белоснежная рубашка.