холодными глазами. Он сердито заговорил сначала с гвардейцами, а потом с французским капитаном. - “О чем ты думаешь, идиот?”- он кричал на французском языке. - “Ты ставишь под угрозу наше положение с навабом из-за простой женщины?”

Капитан напрягся. - “Мне очень жаль, mon général. Я чувствовал, что было бы неприлично позволять этим туземным дикарям приставать к европейской женщине.”

- “Она англичанка, - бушевал генерал. - “Мне было бы все равно, даже если бы наваб скормил ее своим собакам. Но теперь я должен позволить одному из моих офицеров потерять лицо перед этими дикарями. И это просто невыносимо.”

Констанция незаметно наблюдала за генералом в одном из зеркал.

Он не был красивым мужчиной. Глаза у него были маленькие, губы толстые, нос крючковатый, как орлиный клюв. Его каштановые волосы были коротко подстрижены, не обращая внимания на моду и внешний вид, как будто он сам отрубил их саблей. И все же в его лице была сила, уродливая сила, которая удерживала взгляд Констанс, даже когда он отталкивал ее.

- Уберите ее с моих глаз, - сказал он французскому офицеру. - “И если ты еще раз заставишь меня так поступить, я отдам тебя навабу для его удовольствия. Он также любит мужчин.- Он сделал грубый жест рукой. - Твоя задница ему очень понравится.”

Капитан молча кивнул. - “Очень хорошо, месье.”

Стражники отступили. Французский капитан подошел к Констанс. Он взял ее за подбородок и приподнял ее лицо, чтобы посмотреть на него. - Боже мой, - сказал он сам себе. Затем, все еще по-французски: - Ради Бога, прикройтесь.”

Констанция стянула с кровати простыню и завернулась в нее. Она неуверенно поднялась на ноги. - “А ты кто такой?- спросила она по-французски.

- Он щелкнул каблуками. - Капитан Ласко, - представился он. - “Я служу в штабе генерала Корбейля.”

“Как же ты ... ”

“Когда я услышал, что наваб захватил в плен англичанку, я испугался самого худшего. Я немедленно поспешил сюда. Слава богу, не было слишком поздно.”

Он был молод, ему едва исполнилось двадцать, с широко открытым лицом, еще не привыкшим к армейским обычаям.

“Я обязана вам своей честью и, возможно, жизнью, - сказала она. - “Но почему вы, как француз, хотите спасти попавшую в беду англичанку? Я думал, что ваша страна ненавидит англичан.”

- Он нахмурился. - Мы ненавидим их воинственность, самонадеянность и высокомерие, но мы не ненавидим их женщин.”

Констанция почувствовала тепло в его улыбке. Ей нужно было доверять ему.

- “Мы не варвары, - сказал он ей. - “Даю вам слово французского офицера, что впредь с вами будут обращаться правильно. Я устрою безопасный проезд до нашего поселения в Чандернагоре. Оттуда можно будет вернуться к своему народу. Или…” - Он колебался - " Вы можете остаться со мной.”

Ее кожа горела, голова болела, и она чувствовала тошноту в животе. Тео бросил ее. Джерард, должно быть, умер в Черной дыре. Она была одинока и беззащитна, хорошенькая игрушка для любого мужчины, который решил бы изнасиловать ее по своей прихоти. Или просто перерезать ей горло, потому что это его позабавило.

В камере она поклялась никогда больше не позволять мужчине иметь над ней власть. Но это была глупость, построенная на отчаянии. В суровом свете дня она могла видеть правду. Мир был полем битвы, где мужчины сталкивались, как мечи, острые и злобные - женщины были не более чем мишенями для их клинков.

Женщина не может бороться с ними в одиночку. Но она не была беспомощной. Мечами можно было владеть, если напрячь нужные мышцы и выдержать небольшую боль.

Она заметила, как капитан покраснел, когда посмотрел на нее. Она заставила себя робко улыбнуться ему. - “Я хочу остаться с тобой.”

***

Было уже поздно, когда Тео шел по дороге в город Вефиль. Чтобы добраться сюда, ему потребовался целый год - год исполнения последнего желания покойника. Солнце золотило голубое небо, но в воздухе чувствовалась прохлада - первые дуновения осени. Он чувствовал запах спелых яблок и свежескошенной травы, а также запах древесного дыма, доносящийся совсем рядом. Он был совсем один.

Это были последние шаги в его путешествии через четыре континента: от Калькутты до Кейптауна, от Кейптауна до лондонских доков, от Лондона до Бостона и, наконец, до этой американской глуши. Молодой человек, высадившийся на причал Бостонской гавани, был не похож на робкого ребенка, покинувшего Мадрас два года назад. Его юношеское тело обрело форму, набухая силой и мускулами. Его ярко-рыжие волосы смягчились до медного оттенка, а черты лица ожесточились. Это было все еще дружелюбное лицо, но с скрытой серьезностью намерений. Мужчины и женщины улыбались, проходя мимо него по Бостонским улицам. Но мужчины делали это с некоторым уважением, в то время как женщины смотрели снова, когда думали, что он этого не замечает.

Тео подписал контракт как моряк на Ост-Индском судне и отработал свой проезд до Лондона. Он наслаждался работой и дружескими отношениями с командой. В Лондоне он обменял один из бриллиантов Натана на кругленькую сумму золотом, но когда пришло время отплывать в Бостон, он предпочел жить в кают-компании с другими матросами, а не в круглой рубке или кормовых каютах с пассажирами-джентльменами. На главной палубе никто не спрашивал ни о вашей семье, ни о ваших связях - он был свободен от своего прошлого.

Он был близок к концу своего путешествия, и это придавало ему дополнительный импульс в его походке. Он был готов выполнить свой долг перед Натаном и начать новую жизнь. Он не знал, куда это приведет его, но осень с ее урожаем и сочными плодами уже созрела, обещая новые начинания.

Когда он вошел в деревню, солнце, казалось, закрыла туча. Покалывание в воздухе стало резче - или, возможно, это были взгляды, которые он получал. Мужчины и женщины со сморщенными, морщинистыми лицами смотрели на него с нескрываемым подозрением, когда он проходил мимо. Тео тоже уставился на них. Повзрослев, он никогда не видел белого человека, работающего руками или несущего что-нибудь тяжелее книги. И все же эти люди, прилично одетые, копали овощи, черпали воду и рубили дрова так, как это делал бы только слуга в Индии.

Дома тянулись вдоль дороги почти на милю, но не уходили глубоко.