– И ты бы заканчивал с этой дурью, ошибешься разок с названием дорог, и Теллир тебе башку срубит.

– Срубит, пожалста. Башку срубит, – согласно закивал круглый человек.

Капитан махнул рукой и вышел на улицу. И чего он взялся учить этого пропащего?

Вскочил на коня и поехал на северную окраину – там находилось хозяйство знакомого конезаводчика, фон Крисп часто брал у него лошадей для своих нужд или, когда было туго с деньгами, менял дорогую лошадь на простую с доплатой. Сейчас ему требовалось сменить коня, чтобы возвращаться из Лонгрена в Хаски на свежей.

Мимо проехал дозор городской стражи. Фон Крисп даже не повернул в их сторону головы. Для военных, квартировавших в городе, стражники были чем-то вроде бродяг: всегда небритые, в засаленных мундирах и с ржавчиной на алебардах – военные их презирали.

Несмотря на ранний час, в конюшнях уже кипела жизнь, дюжина конюхов и работников выводили лошадей, носили воду, мели двор и подсыпали корм.

Выглянув из-за ворот, капитан окликнул одного из них и приказал позвать хозяина. Конюх поставил ведро и помчался к дому со всех ног.

Вскоре он вернулся:

– Хозяин идет, ваше благородие!

– Хорошо.

Во дворе показался владелец конюшен. Заметив капитана, он приветливо помахал ему – фон Крисп сдержанно кивнул. Хозяин прямиком прошел в конюшню и вскоре появился с оседланной лошадью, почти точной копией мардиганца капитана.

– Вот пожалуйста, ваша милость, хороший резвый коник – вам как раз подойдет.

– Да, настоящий строевой.

– О, так у вас другая лошадь?

– Да. – Капитан вздохнул. – С той пришлось расстаться.

– Понимаю. – Лошадник знал, что капитан игрок. – Может, хотите седла поменять?

– Нет, пусть так останется.

Перевесив сумку, фон Крисп подал хозяину два рилли – один за использование лошади, второй за молчание. Запрыгнул в седло и поскакал по дороге.

Теперь его путь лежал в Мыльную слободу, как называли место, где стояли прачечные. Там, среди зловонных канав с синей водой, жил крючкотвор, выправлявший для капитана подложные бумаги.

На слободской улице, как всегда, была грязь – воду здесь выливали на дорогу, застрявшую телегу с грузом серого мыла толкали трое лохматых мужиков. Заслышав верхового, они посторонились, и фон Крисп проехал по сухому краю дороги. У распахнутых ворот одного из домов подводу ждала конопатая баба, глядя мимо капитана, она задумчиво ковыряла в носу.

Доехав до покосившегося дома с саманными стенами, капитан верхом проехал через открытую калитку и, соскочив на землю, поднялся по ветхим ступеням. Дверь оказалась не заперта, хозяин дома, Мангель, лежал поперек старого кожаного дивана, украденного, как он сам хвастался, с прежнего места службы, откуда выставили и самого Мангеля. Человек вздорного нрава, он часто дрался, оттого зубов у него почти не осталось, а один глаз едва открывался. Впрочем, это не мешало ему писать личные письма по просьбе обитателей слободки и составлять прошения, поскольку он был единственным грамотеем в округе, а еще мог подделывать подписи дюжины местных чиновников. На то и пил.

Застав крючкотвора в поверженном состоянии, капитан отыскал на полу, среди мусора, смятый медный кувшин, прошел во двор и на дне смоленой бочки набрал мутной, словно налитой из канавы, воды. Вернувшись в комнату, вылил ее на голову Мангелю.

Это возымело действие, пьяница открыл глаза и произнес:

– Доброго здоровья, ваше благородие… – Потом встряхнулся, словно пес, разбрасывая по сторонам капли воды. – Чего изволите, сударь?

– Письмо изволю с полномочиями.

– Помню, как же… – пробормотал Мангель, и его голова снова безвольно упала на грязный и мокрый диван.

– Не спи! Ты мне нужен!

– Я не сплю, ваше благородие, я думаю, – не открывая глаза, пролепетал пьяница.

– Соберись, ты должен написать письмо – ты в состоянии?

– А чего его писать – все давно заготовлено. С печатью.

– Где же оно?

– Ф-ф-ф конторке.

Перешагнув через кучи тряпья и битой мебели, капитан пробрался к конторке и там, среди листов с каракулями, нашел целиком составленное письмо с приложенной самодельной печатью, однако без указания маршрута следования.

– Чего же бумага-то так криво обрезана? – высказал претензию фон Крисп.

– Зато поч-черк… ро-вы-ный… – пробормотал крючкотвор.

С этим нельзя было не согласиться: каким бы капитан ни заставал Мангеля пьяным, взяв в руки перо, тот на несколько мгновений преображался и писал, как заправский каллиграф.

Перебрав в конторке дюжину склянок, капитан лишь в одной обнаружил чернила, потом подобрал перо, расписал его на клочке бумаги и поднес письмо с принадлежностями Мангелю.

– Доску… – произнес тот, приоткрыв один глаз.

Фон Крисп поставил табуретку и подал перо.

– Какая дорога?

– На Крей.

Мангель резко выдохнул, опалив фон Криспа жутким запахом, рука его на несколько мгновений перестала трястись, и крючкотвор твердо вписал недостающие слова, затем выронил перо и снова впал в беспамятство.

Капитан помахал документом, чтобы высохли чернила, еще раз проверил написанное и, оставив на конторке рилли, покинул прибежище пьяницы.

Из дома крючкотвора фон Крисп прямиком отправился на Крейскую дорогу. Теперь его прикрывал документ, где говорилось: в связи с тем, что неизвестными злоумышленниками для подрыва денежного оборота империи предполагается провезти груз скверных денег, имеющих оловянное наполнение вместо золотого, гарнизонам дорожных постов следует немедленно передислоцироваться на старую дорогу до Фруска.

Солнце уже поднялось высоко и припекало довольно чувствительно, однако капитан не обращал на это внимания и все погонял коня на пыльной дороге.

Первые две мили часто попадались крестьянские арбы и возы с ремесленным товаром, потом дорога стала пустынна, и фон Крисп воспользовался этим, чтобы сменить мундир. Вместо желто-песочного мундира и коричневой шляпы он надел вынутый из сумки синий, с голубой шляпой.

Пехотный мундир убрал в сумку и помчался дальше – требовалось спешить, дорога предстояла дальняя.

Поворот за поворотом, спуск в прохладные низины, подъем на пригорки. Вскоре показалась роща кривых узловатых акаций – первый пост Крейской дороги находился в трех милях от города.

Капитан еще издали почувствовал запах кухонного дыма – гарнизон был совсем рядом. К тому времени, когда он увидел выложенный из камней форт с бойницами, его заметили с вышки. О приближающемся гвардейском офицере доложили старшему, навстречу фон Криспу из форта уже выбегали солдаты, и сержант торопливо застегивал мундир: гвардейские офицеры славились своей строгостью.