– У меня есть кое-что получше, чем просто новости! – похвастался Эгиль, когда корабли сблизились. – Я привез сюда вдову Стюрмира конунга!

– Да ну! Однорукий Ас! – изумились на «Железнозубом Волке». Хирдманы Сиграда тянули шеи, шарили глазами по толпе женщин, сидящих возле мачты, стараясь понять, которая из них такая важная особа.

– Так она уже вдова? – закричал не слишком учтивый Сиград хёльд. – Значит, мы все-таки остались без конунга? Прав был Хеймир ярл – Стюрмиру конунгу оставалось в жизни не много удачи!

– Сейчас еще обрадуется, что остался дома! – сквозь зубы проворчал Брендольв. Он понимал, что ему на восточном берегу обрадуются не так сильно, как Эгилю, и потому не вмешивался в разговор. Слова Сиграда разбудили самые горькие воспоминания, в душе вспыхнула досада, пережитая на тинге. Значит, они так ничего и не поняли?

– Скажи им, что квитты вовсе не остались без конунга! – одновременно потребовала от Эгиля кюна Далла. – Скажи, что здесь с тобой новый конунг квиттов – Бергвид сын Стюрмира!

– Про нового конунга говорить, пожалуй, рановато! – прямо определил честный Эгиль, посмотрев на ребенка, которого держала на коленях Фрегна. – Он еще маловатая жаба – разве что головастик…

– Ты свои дурацкие шуточки брось! – резко оборвала его кюна Далла. – Помни, о ком говоришь! Это сын Стюрмира! Единственный сын и наследник!

– Сын он Стюрмира, не сын – нового конунга должен признать тинг хотя бы одной четверти, – ответил корабельщик, не смутившись от этого выговора. Он повидал в жизни достаточно много, чтобы маленькая женщина с надменным и обиженным лицом могла его напугать, чьей бы вдовой она ни звалась. – А я сомневаюсь, чтобы в наше время в конунги сгодился младенец, пачкающий пеленки.

Кюна Далла отвернулась, покусывая губы. Против мокрых пеленок ей было нечего возразить, а к тому же она вспомнила, что сейчас именно Эгиль, а не Брендольв воплощает ее главные надежды на будущее. Брендольв сам в ссоре со всем восточным берегом, зато Эгиль, всем известный и всеми любимый, дружный с хёвдингом, может устроить так, чтобы ее приняли с почетом если не как мать нового конунга, то хотя бы как вдову старого. А там видно будет. Ведь иначе и Хельги хёвдингу придет в голову то же самое, что и подлецу Ульвгриму Поросенку, – чтобы его тролли взяли и поджарили на собственном сале! – предложить ее с ребенком фьяллям как заложников мира. А почему бы и нет? Ведь Хельги хёвдинг не дал войска Стюрмиру и пока еще не воевал с Торбрандом Троллем. А Торбранд и сам скоро задумается о мире. В конце концов, Фьялленланд не бездонный и Торбранд Тролль не умеет творить воинов из морского песка! Только бы удержаться на плаву до заключения мира, а там… О, в голове кюны Даллы роилось множество замыслов. Все зависит от того, как пойдут дела. В конце концов, Хельги хёвдинг не женат!

Дальше на север «Рогатая Жаба» плыла уже не одна, а в стае. Эгиль позвал Сиграда и Кетиля Толстяка, хозяина второго корабля, проводить их до Хравнефьорда. Ибо, как он сам заметил, вдову старого конунга стоит охранять почти так же, как мать нового.

С последней стоянки послали гонца в Тингваль. Кюна Далла не желала этого, предпочитая появиться неожиданно и не дать Хельги хёвдингу времени на размышления, но мужчины решили иначе, а ее никто не спросил. Это было не слишком обнадеживающее начало. Оба хёльда, их дружины, жители тех усадеб, где они останавливались на ночлег, смотрели на нее и маленького Бергвида с любопытством, женщины порой – с сочувствием, но особого почтения Далла ни в ком не замечала. Похоже, восточный берег поставил над ней большой и тяжелый поминальный камень и свою дальнейшую жизнь видел никак не связанной с кем-то из рода Стюрмира Метельного Великана.

Однако все получилось даже лучше, чем Далла могла ожидать. Услышав, что Эгиль возвращается и везет с собой «вдову Стюрмира конунга», вся округа Тингваля взволновалась не меньше, чем зимой при первых слухах о выползшем на свет Ауднире. Хельги хёвдинг был так потрясен, что довольно долго молчал, собираясь с мыслями.

– Я думаю, лучшее, что мы можем сделать, – это принять ее с ребенком у нас, – сказала фру Мальгерд. – Она – вдова конунга, ей нужно оказать почет. Она должна быть принята хёвдингом. Как ты думаешь, Хельги?

– Ее положение… – начал хёвдинг и замолчал. – Если она не слишком обижена на нас за то…

В этом умолчании заключалось самое трудное. А именно не в чувствах кюны Даллы, а в чувствах самого Хельги хёвдинга. Он принял правильное решение, безусловно правильное. Глупо, безумно, губительно было со стороны Стюрмира убивать Фрейвида Огниво и тем отталкивать от себя западное побережье. Со стороны Хельги хёвдинга было бы столь же безумно давать ему войско, чтобы фьялли разбили его и последняя, пока что мирная четверть страны осталась беззащитной. Тинг принял верное решение, и никакой хёвдинг не имеет права принуждать свободных людей. А пойти, ради данных конунгу клятв верности, со своей собственной дружиной и погибнуть – значит оставить восточное побережье без головы в то самое время, когда она особенно нужна. Безумие!

Все это так. Но Хельги хёвдинг ворочался без сна ночью и был неразговорчив днем, почти лишившись прежнего спокойствия и благодушия. Брендольв сын Гудмода назвал его трусом, а меч Хельги Птичьего Носа оставался в ножнах. И многие люди на Квиттинге, начиная со Стюрмира, назовут его трусом. И поколения запомнят именно это. Они не станут рассуждать, умно или глупо было его решение. Они запомнят только одно: пошел он в битву вместе с конунгом или не пошел.

И вот явилась вдова конунга, как живой укор его «благоразумию». Хельги хёвдинг не знал, как он посмотрит в глаза этой женщине. Наверняка она убеждена, что он виновен в смерти ее мужа, которого оставил без поддержки. И… как знать? Может быть, она и права…

– Но если бы она была сильно обижена на нас, то не стала бы искать здесь убежища, – сказал Даг. – Наверное, она знает, что мы ее друзья. Все не так плохо, если вдова Стюрмира верит нам.

Он очень хотел утешить отца и утешиться сам, потому что полностью разделял его чувства. Пожалуй, стыд и горечь терзали Дага даже сильнее: умудренному годами и опытом отцу легче было искать спасения в доводах рассудка, а в восемнадцать лет особенно трудно знать, что жизнь началась с… с осторожности, благоразумия, отступления, предательства, трусости… Каждый скажет по-своему. Даг призывал на помощь воспоминания о пожаре Волчьих Столбов, но тинг в Хравнефьорде, на котором он молчал, случился позже и заслонил своим позором доблесть, проявленную где-то за морем. Да и куда ему было деваться там, в Эльвенэсе, кроме как проявлять доблесть? Разве что сесть на землю и заплакать. До такого он, спасибо норнам, еще не дошел…

– На твоем месте, хёвдинг, я принял бы ее в своем доме, – спокойно посоветовал Хеймир. Он учтиво ждал, пока все родичи хозяина выскажутся, и позволил себе опередить разве что Хельгу. – Обижена она или нет – обида пройдет, потому что кюне Далле больше некуда деваться. Она не очень-то хочет попасть к фьяллям. А вот тебе гораздо удобнее будет держать ее и ее ребенка у себя на глазах. Ее сын не мелкая рыбка. О нем стоит подумать.