– Обиталищем Яги и Лешего является весь лес, потому ведать, где они находятся, не могу. Слышал, будто извел их восставший Кощей в наказание за то, что помогли человеку победить его. Так ли это, теперь не знаю, ибо и чую, и не чую Кощея в тебе. Может, ты и есть он или тот, кого за него принимают. Был бы он, сам бы ведал, как найти других равных…

Прерываю болотника коротким ударом энергии.

– Говори по существу, – требую, когда дрожащая кочка вновь появляется на поверхности. – Твои домыслы мне не интересны.

– Ведом мне только один путь, к болотцу близ Кощеева замка. С духами болот в царстве Вия я не общаюсь много веков, и путь к ним для меня закрыт. Земных же путей я ведать не могу.

– А тот болотник, что живет рядом с моим… тьфу, блин… что живет рядом с Кощеевым замком, может проводить еще к кому-нибудь из первых?

– То мне неведомо, но, мыслю, завладев замком, ты сможешь сам взывать к равным.

– Да? Ну ладно. Если что, поджарю твоего собрата. Глядишь, сообщит чего нового.

В ответ кочка неопределенно булькает.

– Хватит булькать. Показывай дорогу. Посмотрим, что там за замок у Кощея.

– Иди за мной. – И кочка направляется прямо через трясину, оставляя полосу черной жижи, тут же начинающей затягиваться бледно-зеленым ковром ряски.

Не решаюсь ступить на исчезающую тропку первым, и указываю Леденю кивком на удаляющегося болотника. Тот подходит и, потоптавшись, ступает на почти затянувшийся след. Жижи оказывается едва по щиколотку. Мельник делает еще несколько осторожных шагов и дальше идет уже более уверенно, однако стараясь ступать точно в проложенный болотником след. Я шагаю за ним, приглашающе махнув рукой все еще стоящему поодаль Болтомиру. Вскоре слышу за спиной его пыхтение. Так гуськом и входим в невесть откуда взявшуюся стену тумана, которая скоро рассеивается. Вокруг вроде бы стало светлее. Слышится звонкое лягушачье кваканье. В воздухе кружат большие стрекозы. И сам воздух значительно свежее.

В нескольких шагах впереди о чем-то булькают две кочки. Вот одна приподнимается, и я ощущаю пристальный взгляд. Сразу видно, что перед нами местный болотный дух. У нашего одеяние из бурой тины, у этого – темно-зеленое. Но твари в ней копошатся не менее противные.

– Я провожу тебя, – булькнул местный и после короткой паузы добавил: – Сын Кощея.

Следуя за ним, аки посуху пересекаем небольшое, чистое от ряски озерцо и выходим к берегу рядом с вытекающим из водоема ручейком.

– Ручей приведет к замку, – коротко сообщает кочка и скрывается под водой.

Твердь под ногами не успевшего выйти на берег княжича уходит из-под ног, и он, взмахнув от неожиданности руками, проваливается в воду по колено. Но равновесия не теряет и, сохраняя на лице невозмутимое выражение, выходит на сушу.

– Не понял. А где замок? – вырывается у меня, когда в просвете меж вековых стволов вижу знакомые скалы.

Нет, я, конечно, где-то даже рад, что вернулся в свой райский уголок. Но как же замок Кощея с его сокровищами и возможностью связаться с другими перволюдьми?

И тут Болтомир заступает мне дорогу и, положа руку на рукоять меча, требует разъяснения, кто я есть такой на самом деле. Ну что ж, понятно, что отмазка, типа, я и сам этого не знаю, его не устроит, потому приглашаю к краю пропасти, сажусь, свесив ноги, и рассказываю княжичу, а заодно и Леденю, всю на ходу выдуманную правду. Мол, на самом деле ныне правящий великий князь волею богов оказался не способным к зачатию наследников. Поэтому, по совету волхвов, он усыновил по ребенку от каждого удельного князя и еще двух первых встреченных на дороге. Все младенцы были грудного возраста, поэтому о своей судьбе не ведали и впоследствии считали себя настоящими сыновьями великого князя. Я же узнал об этом, уже находясь в квесте, от встреченного волхва. Сперва не поверил, но раз за разом встречаю подтверждения его правоты. Мол, Болтомир и сам не раз был свидетелем тому, что то волхв, то разная нечисть признает во мне Кощееву кровь. Заодно без утайки рассказал о встрече с Водяным и правду о Мизгире. И в конце концов, призвал в подтверждение моих слов мельника, который каким-то чутьем ощущал во мне если не божественную, то и не человеческую сущность. Тот, хоть и сам обалдел от моего рассказа, подтвердил наличие во мне светлой силы. Ну, хорошо хоть не темной. Вероятно, темная вся досталась братцу Вию.

Даю княжичу минут десять на переваривание информации. Сам меж тем определяю по солнцу наше местоположение. Прошлый раз я очнулся со стороны восхода и шел против часовой стрелки, пока не наткнулся на вход в пещеру и обрушенный мост. Сейчас солнце клонится к вершинам елей с нашей стороны, значит, огибать скалы нужно по часовой стрелке. И следует спешить, дабы успеть попасть домой затемно.

Поднимаю спутников и веду за собой, пояснив, что я тут уже был, и рассказывая о благах, которые нас ждут в скалах на той стороне ущелья.

Вот и пещера, и обломки моста. Спускаемся по веревке, которую я все еще таскаю в котомке. По знакомому ходу поднимаемся в пещеру.

– Маркуль! – ору, прежде чем высунуться из хода к подземному озеру.

– Куа-а! – раздается радостный рев.

– Сидеть на месте! – кричу в ответ и осторожно выглядываю в пещеру. Лягушонок послушно сидит в озере. Только два глазных тазика радостно торчат над темной водой. Прежде чем выйти, на всякий случай повторяю: – Сидеть на месте! Не бойтесь, – говорю спутникам, в ужасе застывшим при виде гигантских глаз, – это Маркуль. Он добрый. Только целуется смертельно.

– Как целуется? – не понимает Болтомир.

– Языком, – поясняю коротко. – Это тебе не Царевна-лягушка.

Провожу спутников по подводным тропинкам сперва на берег, потом обратно к арке, за которой начинается подъем в мини-долину. Они проходят за мной, боязливо поглядывая на лягушонка.

– Куа-а! – грохочет тот вслед.

– Молодильные яблоки! – восхищенно восклицает Ледень, когда мы выходим наружу.

– Угощайтесь, – по-хозяйски разрешаю и, сорвав одно яблочко себе, внимательно его рассматриваю, пытаясь увидеть то, что так восхитило оборотня. Вроде яблоко как яблоко. Разве что кожура слегка светится. А может, просто так блестит в лучах заходящего за скалы солнца.

Болтомир вдруг вскидывает лук. Я не успеваю ничего сообразить, как он выпускает стрелу.

– Не стрелять! – кричу запоздало, но в траве уже бьется, жалобно крича, простреленный насквозь кролик.

Бросаюсь к умирающему зверьку. Его пронзительный крик словно ножом режет по сердцу. Бедный зверек… Помнится, я сам, когда первый раз его увидел, хотел долбануть камнем. Отчего же сейчас так жалко пушистика?

Кстати, он же первозверь, значит, должен быть бессмертным. Обламываю зазубренный наконечник стрелы, выдергиваю ее из тельца, поднимаю оброненное яблоко и сую под нос кролику. Тот тут же прекращает орать и принимается неистово грызть подношение. На зверьке не видно ни крови, ни ран, ни каких других следов, напоминающих о том, что он только что был проткнут насквозь. Фу-ух, отлегло от сердца.