– Дорогой друг Болтомир, – обращаюсь к княжичу, стараясь придать голосу внушительные интонации, – здесь заповедная зона, и каждая живая тварь находится под покровительством богов. Другими словами, если не хочешь навлечь на себя их гнев, не стреляй в местных зверюшек. Я понятно излагаю?

– Из чего? – непонимающе морщится Болтомир.

– Чего – из чего?

– Ну, это… лагаешь.

Да что ж такое-то? Отчего каждый встреченный мною персонаж обязательно начинает тупить? Яга. Потом Мизгирь. Тот вообще виртуоз в этом деле. Теперь вот Болтомир.

– Просто прими как закон, что стрелять здесь нельзя ни в кого.

– Не буду, – запросто соглашается княжич, и тут же ставит меня в тупик вопросом: – А как ты оживил кролика? Я ж его насквозь прошил. Ты так любого можешь?

– Так то ж молодильные яблоки, – приходит на выручку Ледень. – Они любые раны залечивают, любые хвори исцеляют.

– Ме-э-э! – К нам радостно скачет коза Машка.

– Не стрелять, – напоминаю княжичу.

Но тот, выкатив глаза, смотрит будто бы мне на живот. Что там его испугало? И что там шевелится? Опускаю взгляд и… ё-моё… Обрывок толстой веревки, которым я все время подпоясывался, превратился в ужа и, развязавшись, сползает по моей ноге. Скользнув в траве черной извилистой лентой, он обвивает Машкину ногу, припадает к сиське и начинает жадными глотками поглощать молоко. Кто ж доил-то ее, бедняжку, все это время? Или у первокозы подобные проблемы разрешаются как-то сами собой? Однако ужик удивил. Теперь понятно, кто задушил старосту в Мирошках и почему именно моим поясом. Оказывается, я все это время был под охраной ползучего друга.

– Чего застыли? Пойдемте к дому, – приглашаю гостей.

Те молча следуют за мной, не сводя глаз с процесса дойки козы ужом.

– Мя-ау, фш-ш-ш, – орет выпрыгнувший из окна Васька, и вдруг выгибается дугой и начинает шипеть на оборотня.

– Фу, Василий! – командую ему, словно собаке. – Это свой.

Присев, начинаю гладить кота, и тот понемногу успокаивается. Однако продолжает смотреть на Леденя с недоверием.

Кто еще нас не встретил? Мышь? Ну, та вообще сама по себе. Ей будто бы мирские дела не интересны.

Итак, можно расслабиться, отдохнуть и спокойно обмозговать план дальнейших действий.

Показываю Леденю огород и кладовку, и тот начинает шуршать с приготовлением ужина. Василий всюду таскается за ним и с подозрением следит за каждым движением.

Болтомир выказывает беспокойство о том, что оставил без пригляда новые владения. Приходится пообещать, что попрошу болотников провожать его туда и обратно, коли будет такая нужда.

Ужинаем, когда уже совсем стемнело. После определяю Болтомира на ночлег на топчане, оборотня отправляю в баню с наказом растопить ее поутру, а сам предаюсь размышлениям, усевшись на крылечке.

Поздней ночью решительно поднимаюсь и отправляюсь к местному болотнику для прояснения некоторых вопросов.

Маркуль то ли спит под водой, то ли ускакал куда на ночную охоту, поэтому я спокойно миную пещеру и по оставленной давеча веревке поднимаюсь из ущелья. Возвращаюсь вдоль кромки леса к ручью и по нему нахожу заболоченное озеро.

– Болотный дух, явись, э-э… Кощею, практически бессмертному, покажись! – взываю к болотнику, решив пока не швырять камни.

Несколько вспугнутых криком лягушек плюхаются с берега в воду, всколыхнув зеркальную гладь. В ветвях над головой возмущенно ухает потревоженная птица. Кто-то испуганно икает в камышах, и слышатся поспешные удаляющиеся шаги. Чего это я действительно так разорался ночью в дремучем лесу? Либо ощущение бессмертности накладывает отпечаток крутости?

– Дык сам ты Кощей, сын ли его? – неожиданно булькает рядом, заставив меня вздрогнуть.

– Тебе оно надо? – стараясь скрыть испуг, говорю появившемуся у самого берега увенчанному мшистой шапочкой холмику тины. – Скажем так, я за него.

– Квак называть тебя, не пойму? – расставляя слова, словно гремлин-шаолинец из «Звездных войн», вопрошает болотник.

– Да запросто – Георгием Кощеевичем.

После нескольких попыток проквакать столь затейливое имя, разрешаю болотному духу называть меня чисто по-соседски Кошей и перехожу непосредственно к вопросам, для разъяснения которых явился.

Оставляю хозяина болота в покое только перед самым рассветом и бреду домой в глубокой задумчивости.

Оказывается, молотя направо и налево убойной энергией, я растрачиваю собственную сущность, которая не восстанавливается. По словам болотника, я попросту совершаю самоубийство. Но сам этого пока не ощущаю, ибо, если я правильно понял невнятное бульканье, мое сознание слишком мало, чтобы почувствовать границы собственной души. Но когда душа-сущность истончится до размеров сознания, я утрачу всякую силу и далее протяну не больше обычного смертного. Вот же, блин, косяк-то, а? Правда, есть одно утешение. Болотник якобы слышал, будто есть один-единственный способ восстановления истраченной первосути, и владеет им кто-то из перволюдей. И я догадываюсь кто. Да и как же мне не догадываться, если, по словам болотника, секрет кроется в употреблении коктейля из сока молодильных яблок и молока первокозы.

В задумчивости подхожу к Маркулю и начинаю почесывать ему гладкую буро-зеленую кожу между ноздрей.

– Квур-р-р, – блаженно урчит монстр, полуприкрыв глазищи нижним веком.

– Ё-о! – отдергиваю руку от чудовищной хари и отскакиваю назад. – Маркуль, ты чего тут делаешь?

– Квур-р-р, – ласково урчит тот в ответ и открывает усеянную острыми зубами пасть.

– Я бессмертный, – вслух успокаиваю сам себя, непроизвольно втягивая голову в плечи и зажмуривая глаза.

Нечто обхватывает меня за пояс и отрывает от земли. Ё-моё, это лягушонок захватил меня языком! Сейчас проглотит, как муху! И буду вечно жить в его желудке… Но нет, он поднимает меня над собой и бросает себе на затылок, прямо в расположенный за глазами твердый нарост в виде седла. Машинально хватаюсь за два изогнутых назад рога. В следующий миг монстр резко взмывает в воздух. Перегрузки вдавливают меня в седло. Но вот мы уже падаем вниз, и мои кишки стремятся вытеснить из головы мозг. Если я есть некая нематериальная сущность, то на фига мне такие ощущения? Новый прыжок. Плюх! – и мы на краю ущелья. Прыжок. Плюх! – и мы, пролетев над пропастью, оказываемся у входа в пещеру. Далее монстр передвигается пешком, смешно переваливаясь с боку на бок, сползает в воду и перевозит меня к арке ведущего наверх хода. Жуткой змеей бледно-розовый язык устремляется ко мне и, обвив, пытается ссадить на каменную площадку. Однако я, находясь в прострации, крепко держусь за рога.

– Куа… – растерянно произносит лягушонок.

– Ик, – икаю я, приходя в себя.

Когда поднимаюсь наверх, от бани уже тянет дымком. Ледень, как обычно, поднялся засветло. Как появится Машка, скажу ему, чтобы подоил козу и набодяжил восстанавливающий коктейль. А пока опускаюсь на крыльцо и вновь погружаюсь в размышления.