– Серафима Ильинична, вы как? – Он подбежал к ней и обнял за плечи.

Она посмотрела на него робко, по-детски, глаза в глаза.

– Ты же больше не будешь заниматься этим, Аркашенька?

Он глубоко вздохнул.

– А как же Лиза? Ты же хочешь, чтобы она избавилась от хромоты? – Иртышный сел с ней рядом. – Нам придется продолжать. Рыжов уже вложился. Ему нужен результат.

– А это?.. – Она посмотрела в сторону лаборатории. – Голова там и висит. Она живая, смотрела на меня.

– Не может быть! – воскликнул доктор и бросился проверять.

Он вернулся через минуту и заявил:

– Обычное дело. Мышцы рефлексируют. Зрачки расширены, мозг мертв. Пройдет через час, может, через два.

– Сожги ее! – приказала Серафима и стала подниматься на ноги.

– Обязательно. С этим у меня строго.

Он очнулся от воспоминаний в темноте, холоде, сырости. Доктор жутко хотел спать, но никак не мог забыться.

Им придется выследить и убить волка, сбежавшего из лаборатории. Где он может быть? Успел ли загрызть кого-нибудь, жив ли вообще? Смог ли приспособиться к жизни в лесу?

А если его самого разорвали сородичи? Тогда совсем плохо.

Опасны не сами бактерии, а споры. Рано или поздно зараженный волк умрет. Среда для бактерий станет некомфортной. Колония законсервирует сама себя, сбросит оболочку, ненужную для спячки, а вместе с ней и информацию о ее носителе и будет ждать, может быть, даже миллионы лет.

Шансы заново подцепить посреди тайги споры бактерий не велики. Есть опасная фаза продолжительностью в несколько дней, когда тело еще не разложилось окончательно и остается привлекательным для падальщиков. Они могут и споры зацепить.

Если бактерии крайне живучи, то споры появятся не сразу. Для заражения они должны попасть внутрь организма. Только тогда бактерии включат непонятный пока механизм, отвечающий за восстановление всего носителя, его укрепление и, может быть, даже развитие. С точки зрения природы все просто. Чем здоровее носитель, тем лучше всей колонии.

Доктор пока не мог сделать окончательный вывод о том, какая это форма симбиоза. Если хорошо и бактериям, и организму, в котором они живут, тогда мы можем говорить о мутуализме. Если организм рано или поздно откажет, то это паразитизм.

Зараженная тварь после регенерации становится очень голодной, невероятно хочет жрать. Но это объективная реальность, надо восполнять запасы белков. Голод является сильным побочным эффектом. Это вполне объяснимо, вписывается в общую картину, где-то предсказуемо. Хороший аппетит – большой шаг к выздоровлению.

А если комменсализм? Польза одному и безразличие для другого. Вдруг для развитого организма от бактерий только польза? Сами они могут жить внутри тела вечно и постоянно восстанавливать его?

Тогда это не только Нобелевская премия, но и конец всей медицине. Абсолютное лекарство.

А как насчет старости? Смогут ли бактерии заставить наши клетки не накапливать мутацию при делении и всегда находиться в эталонном состоянии? Что насчет того же гриппа, как там с иммунитетом? Как насчет гепатита, геморрагической лихорадки или сибирской язвы? Будет ли сопротивление? Абсолютный иммунитет – это вряд ли. Такого не может быть.

Мрачные мысли будоражили доктора, не давали ему заснуть. Он вырубился лишь перед самым рассветом.

Бессердечный Рыжов растолкал его в половине восьмого и предложил чаю.

Свет бился в окошко. Начался новый день. Ковальски рядом не было. Его спальник был аккуратно свернут и заткнут под лавку.

Иртышного нехорошо потряхивало. Выбравшись из машины, он увидел, как мужики разводят костры.

Рядом возник Вестовой, бодрый и розовый как новорожденный поросенок.

– Доброе утро, Аркадий Петрович!

– Доброе.

– Ну что, сегодня забьем, наконец, нашего мутанта? Шкура, чур, моя.

– Все сожжем, – возразил Иртышный. – Причем на месте.

– Эх, жаль. Чего не сделаешь ради науки! – Он весело подмигнул доктору.

Вестовому и так не на что было жаловаться. На отступные, которые отстегнул ему бизнесмен, он планировал летом пристроить к дому пару комнат, перекрыть крышу и отделать фасад красным кирпичом. Василия своего в хоккей определил. Денежный вид спорта, совсем не то что борьба. Жене наконец-то шубу справил. Еще бы джип прикупить, и жизнь станет малина.

Настроение у Иртышного было куда хуже. Во-первых, монстр убежал. Во-вторых, информации на него валилось столько, что он физически ощущал, как высыхает изнутри. Пахать приходилось сутками. Если бы не его амбиции, не находившие выхода в прошлые годы, то он давно сдался бы. Но Аркадий получил шанс к самореализации и впрягся по полной, забыв про отдых, личную жизнь и маленькие радости. Он даже пить толком перестал. Некогда!

По сути, доктор тащил на себе весь проект, зато конкурентов со стороны приглашать не спешил. Надеялся на собственные силы. На помощь того же Вестового, на деньги Рыжова, на свою счастливую звезду, наконец.

Он уже знал, что бактерии погибают при нагреве до семидесяти пяти градусов, а споры выдерживают до трехсот. Колонии для развития достаточно получить доступ к любому белку. Она растет буквально на всем.

Не успел Иртышный позавтракать, как у костров появился Ковальски со своим «ИЖ-27». Высокий, статный, с черными глазами, поджарый красавец. В зимнем комбинезоне, теплых ботинках, подпоясанный патронташем. Мужчина!

Иртышный не скрывал нервозности, не хотел, чтобы тот сейчас пригубил хоть каплю.

Он встал, подошел к охотнику, усевшемуся на обрезиненный коврик, наброшенный на старое дерево, и спросил:

– Ну и что?

Леонид пожал плечами, принял от Вестового кружку с дымящимся чаем и бутерброд с ветчиной.

– Пройдем облавой по ущелью. Если не найдем, то надо будет вернуться и начать снова, от больницы. Что-то мы пропустили. Или же твой волк забился в какую-то ямку да и сдох там.

Вскоре Рыжов распределил людей по местам. Своих, городских, он берег. Они вставали на номера на выходе из ущелья, растянувшегося на шесть с лишним километров. Деревенским, к которым причислялись и доктор с Ковальски, предстояло сперва ехать, потом топать в обход, лезть на гору, спускаться с обратной стороны и гнать на стрелков всех живых тварей, которые в тот момент окажутся между двух горных хребтов.

Спорить с ним никто не стал. Все-таки Сергей Семенович Рыжов – авторитет областного масштаба. Фиг до него дотянешься. Уважаемый человек.

В деревенскую команду входили еще двое. Старый, но крепкий дед Афанасий, живущий напротив Вестового, и его сын Прохор.

Деревенские на микроавтобусе Ковальски доехали до хребта. Там им пришлось спешиться и топать вверх. Высота метров триста, не меньше.