Но Дивислав внезапно отступаться и бить Лишку руками и ногами не собирался. (А жаль, я бы с удовольствием помог.) Следовательно, можно сделать вывод, что Калинка пришлась ему по нраву. Интересно, воспользовался ли он матушкиным снадобьем?

– Как дома? – отстраненно спросил брат, хмуро глядя себе под ноги.

– Нормально, – ответил я. – Матушка в хлопотах по хозяйству, батюшка в хлопотах по Межанску, Костяш грызет все подряд, попортив мне любовно переданные Маржичкой умрунские материалы для исследований. Ты представляешь?

Дивислав наконец-то покосился на меня и хмыкнул. Вот обидно хмыкнул. Ибо материалы были преотличнейшие. Но Костяшу не объяснишь – этот гад считает, что в доме все принадлежит ему. В том числе и вся семья Кощеева. А наказывать этого безобразника рука не поднимается.

– А гости? – как ни в чем не бывало уточнил Дивислав.

– Ты про кого? – невинно поинтересовался я.

Хотя сам прекрасно понимал, что речь идет о Могуте и Зирьяне. Только вот если волколак в Межанске не растерялся и дорогу в умрунскую деревню нашел быстро, то с Зирьяной были проблемы. Девушка жила у нас и не находила себе места.

Пока что так и не удалось определить, как именно мы оказались в Ушбани. Специальных ходов не было, магически создать проход никто не мог. Или просто мы не знали такого умельца.

Матушка, выслушав нашу историю, только брови нахмурила. Отец принялся узнавать через всех подручных колдунов-ведунов, как такое могло произойти. Изучить подобранный кусочек плоти в «Умряге» не удалось – он пропал бесследно. Видимо, со всей этой беготней от жнецов я не уследил да потерял.

Могута теперь наведывался в гости. Слепцом буду, если он это делал не ради Зирьяны. Девица ему приглянулась еще в Ушбани. Правда, та явно была не настроена ни на какие любовные ахи и охи, поэтому все попытки волколака поухаживать не замечала. Могута не расстраивался. Чем он мне вообще нравится, так это неунывающим нравом.

– Рыжая твоя гостья и Могута, – любезно подсказал Дивислав. – Или ты за это время успел еще кого-то притянуть?

– Что ты, братишка, – улыбнулся я, – никого. Я ведь беспокоюсь, чтобы вам с милой невестушкой было где разместиться.

Судя по выражению лица Дивислава, слова достигли цели.

Но в то же время, если раньше при упоминании о женитьбе он смотрел с явным желанием порезать незадачливого напоминателя на мелкие кусочки, то сейчас в его взгляде было нечто странное. Словно не так уж и против он, чтобы Калина вошла в Кощеев дом. Хорошо это или плохо – я пока не определил.

Я с недоверием посмотрел на Дивислава. Неужто и впрямь отыскал свою судьбу, а Лишка наконец-то указала на правильную девицу? Может, правильную не в смысле воспитания и всего остального, но именно ту, которая нужна Дивиславу? Ведь матушка у нас тоже… вопреки всем канонам в общем-то. Батюшке все пытались дочек княжеских сватать, искусниц разных… а ему понравилась Рада, купеческая дочь. А по упертости с ним соперничать никто не в силах, разве что сама матушка. Потому и живут душа в душу уже много лет.

– Какой ты у меня заботливый, – наконец-то со вздохом сказал брат, понимая, что родственные связи – святое. И лучше как-то похвалить, чем озвучить истинные намерения.

* * *

Ужив обосновался на западной окраине Удавгорода, прямо вдоль Змеиной дороги. Приезжие, особенно люди, старались сюда не заглядывать. Оно и ясно, в основном змеелюды тут и обитают. Со своими привычками, уставом, традициями и весьма своеобразным понятием о гостеприимстве.

Дома тут и не дома вовсе – конусообразные шатры, вершину каждого из них обвивает змейка-флюгер. При перемене направления ветра глаза змейки вспыхивают красным светом, а гибкое темное тело начинает извиваться, будто живое, поворачиваясь в нужную сторону.

Шатер Ужива был темно-серым, совсем невзрачным. Ушастая ящерица размером с доброго волкодава сидела на цепи возле будки и, прикрыв невыразительные голубые глаза без зрачков, из-под тяжелых век следила за нами. В первый раз, когда я ее видел, здорово насторожился. Откуда знать, что на уме у существа с полумертвым взглядом, мощным хвостом и когтями, которыми легко можно пропороть человеческую плоть до кости?

Однако Гррах уже хорошо знал нас, поэтому даже не отреагировал. Вкусного все равно ничего не принесли, хозяину вреда не причинят, с визгами ужаса тоже бегать не станут. В общем… никакой пользы от таких гостей. Ни себе, ни желудку, ни душеньке. Сплошная скука.

Шкура, прикрывавшая вход в шатер, при нашем приближении сама растаяла в воздухе, обнажая черный зев входа. Тут же обдало запахом мускуса, благовоний и ароматного дыма.

– Заходите-заходите уже, – послышался скрипучий голос Ужива. – Тепло сейчас тут все повыпускаете, а мне опять угли жечь. Вообще никакого уважения к старику!

Я невольно усмехнулся и вслед за Дивиславом нырнул в шатер. Тут же по глазам ударила тьма, а голова закружилась от смеси сильных и сладковато-удушливых запахов. Рядом послышался судорожный выдох Дивислава. Это змеиное обиталище он не любил поболе меня, поэтому и реагировал соответственно.

На некотором расстоянии, на уровне глаз зажегся тусклый оранжевый круг со старательно выписанными извилистыми символами. Под ним, на застеленном коврами полу, сидел Ужив. Седой давно, старый змей. Длинные волосы перехвачены кожаной лентой на лбу, от которой тянется вниз еще одна да прикрывает левый глаз. Только вот совсем не так, как у Лишки, у той повязка. А у Ужива нижний конец ленты свободный, только до скулы достает и отсвечивает приглушенно-желтым светом. Все потому, что зрение змеиное позволяет ему видеть окружающих насквозь. Но коль долго своим врожденным даром пользуется и на всю катушку, то потом сам будто выжатая тряпка. Было как-то дело, рассказывал мне это за кружкой хвельцы, когда однажды пересеклись в «Умряге».

Кожа у Ужива смуглая, глаза поуже, чем у людей. По цвету – желтые-желтые, смотришь и аж горячо становится. Нос длинный да крючковатый, но не уродует, просто делает не таким, как мы. Губы узкие, острый подбородок, сеть тонких морщинок. Только ощущение, что это всего лишь маска, чтобы запутать, отвести взгляд, обмануть… В правом ухе висит малахитовая серьга в виде змеиной головы.

Одежда простенькая: коричневая рубаха, подпоясанная плетеным поясом с бахромой, штаны. Сидит так, что не видно, обут или босой. Любят все змеелюды располагаться на полу. Как сесть на табурет или на стульчик – вечно у них начинаются страдания.

Ужив поднял руку в приветственном жесте; звякнули тонкие браслеты из чешуеобразных звеньев на запястьях, вспыхнули зеленоватым светом.

– Присаживайтесь, гости дорогие, – улыбнулся он уголком губ. – Нынче наши боги милостивы.

– И пусть такими и остаются, – ответил я, улыбаясь.

Ритуальная часть приветствия сказана. Дивислав не стал себя утруждать, только кивнул. Ты б еще ногой шаркнул, вообще б хорошо было!

Впрочем, Ужив знал нас пару десятков лет, поэтому особо церемоний не ждал. Только, пряча усмешку, смотрел, как мы устраиваемся напротив.