— Что, не верила, что вернусь?

Где-то в груди болезненно сдавливает и я, прикусив щеку с внутренней стороны, отрицательно мотаю головой. Лишь бы не разреветься.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Но я очень надеялась, — добавляю приглушенно. На большее просто нет сил.

Улыбка Кости становится еще шире и нахальнее, словно он только что не был на волоске от смерти, а просто в соседний магазин выходил.

— Если надеялась так скоро избавиться от моей компании, то зря. Я в этом мире планирую задержаться подольше.

Фыркаю едва слышно и оборачиваюсь, чтобы проверить детей. Они увлеченно разглядывают что-то в траве рядом с озером.

— И все-таки, Костя, — не отступаю я, — Что там произошло? Как Клим так просто тебя отпустил, еще и Лесю вернул?

— Думаешь, он стал бы вредить своей внучке? — с интересом спрашивает он.

— Я думаю, что такой человек, как Клим, способен на все, — киваю, не сводя с Лютого серьезного взгляда.

— А ты хорошо начала разбираться в людях с некоторых пор, — хмыкает Костя, — Пожила в такой среде и сама зубки отрастила.

— Лютый, я тебя знаю все-таки лучше, чем ты думаешь, — сжав зубы, произношу в ответ, — Не уводи разговор в другую сторону, иначе я буду весь день за тобой таскаться и доставать с расспросами. Лучше расскажи все сразу.

— Нечего рассказывать, мелкая, — пожимает плечами он, — Главное, что сейчас все в порядке.

— Это пока что. Не думаю, что Клим так просто все оставит. Или он вдруг решил тебе не мстить больше?

— Думаю, что после того, что было сегодня, он захочет меня уничтожить еще больше, чем раньше. Он не умеет и не любит проигрывать, — говорит он, глядя поверх моей макушки вдаль.

— Если ты думаешь, что успокоил меня этими словами, то нет, мать твою, Костя, ни черта ты не успокоил!

— Не выражайся. Тебе не идет, — морщится Лютый.

— Я тебя сейчас стукну чем-нибудь! — не выдержав, повышаю голос, — Ты можешь по-человечески ответить?! У меня нервы не железные, знаешь ли!

— Серьезно стукнешь? — ехидно подначивает Костя, с иронией глядя на меня.

— Прекрати паясничать! — едва ли не рычу в ответ.

— Соня, — за мгновение напускная веселость исчезает с лица мужчины, и он уже серьезно говорит, — Это не твоя проблема. Твоя проблема сейчас — присматривать за детьми, все остальное сделаю я. Ты в безопасности, твой сын тоже, даже муж. Выдохни. Или ты мне не веришь?

Его взгляд спокойный и выдержанный, с непоколебимой уверенностью в самой глубине. Он человек слова, я это знаю. Как бы не ненавидел меня, но ради сына защитит. Верю, конечно я ему верю. Но это не мешает мне переживать, ворочаясь по ночам от бессонницы и постоянного вороха мыслей. Не мешает мне бояться, что что-то пойдет не так, что с ним, Тимуром, Демидом что-нибудь случится. Разве можно быть спокойной в такой ситуации?

— Верю, — говорю, отводя глаза, — просто…

— Боишься? — безошибочно угадывает Лютый.

Мы снова встречаемся глазами и взгляд Кости неожиданно становится теплее.

— Ты сильнее, чем ты думаешь. Сильнее, чем думает Клим.

— Я не хочу быть сильнее, Костя. Я хочу просто не думать о том, что с моим сыном что-то произойдет, хочу жить спокойной и даже скучной жизнью, лишь бы знать, что завтра он пойдет, как и все, в детский сад, а через несколько лет — в первый класс. Что он будет ненавидеть какую-нибудь математику, влюбится в кого-то впервые, пойдет на свидание, найдет лучших и самых надежных друзей. Хочу этого, а не «сильнее, чем ты думаешь». Я обычная слабая женщина, которая никогда в жизни не хочет пережить своего сына, — тяжелые слова падают, словно камни в глубокую воду, и хотя бы на мгновение мне становится легче. Я слишком боялась даже озвучить это, страшно об этом даже думать… Горло сдавливает спазмом и приходится сжать руки в кулаки, чтобы хоть как-то сдержаться и не расплакаться прямо здесь, на виду у детей и Кости.

Лютый оказывается рядом за секунду, хватает за плечи. Его пальцы больно впиваются в кожу, когда он с силой встряхивает меня.

— Не смей этого говорить, — глухо рычит он, склоняясь надо мной, — Не смей даже думать об этом!!! Никто ничего и никогда не сделает Тимуру. Не смей хоронить нашего сына и говорить такие вещи!

Поднимаю на него глаза, не в силах выдавить ни слова. Только чувствую, как дрожит подбородок, а по щекам медленно стекают слезы. Я кожей чувствую его едва контролируемую ярость, утробную, злую, уничтожающую. Не успеваю даже среагировать, как Лютый притискивает меня к себе — больно, крепко, до ломоты в теле, не давая даже вздохнуть. И льну к нему сама, тесно и жадно.

Он не говорит ничего. Просто молча гладит по голове, позволяя беззвучно реветь в свое плечо. И я благодарна ему за это бесконечно. За это и за то, что ни слова не сказал после. Все эти «успокойся», «не плачь», «все будет хорошо» прозвучали бы слишком фальшиво и глупо. И хорошо, что Костя не сказал ничего. Терпеливо дождался, когда я успокоюсь и отправил отдыхать, решив сам остаться с детьми.

Я честно попыталась задремать, но несмотря на то, что после той тихой истерики сил совсем не осталось, сон не шел. Так что я просто решила занять себя делом и приготовить ужин. Лишь бы хоть немного отвлечься и не думать об этом всем.

Лютый приходит на кухню как раз в разгаре процесса, сразу подходит к холодильнику и достает из него бутылочку с детской водой. Стараюсь не пересекаться с ним взглядом, но после его слов посмотреть на него приходится.

— Демид очнулся, — бросает он как бы невзначай.

Лопатка, которой я помешивала соус, выскальзывает из ослабевших пальцев и с грохотом падает на пол.

— Что? — выдавливаю ошарашенно севшим голосом.

Костя, усмехнувшись, пожимает плечами, мол, да, тебе не послышалось.

Приходится прочистить горло, чтобы спросить как можно спокойнее:

— Как он?

— В порядке. Жить будет, — Лютый, как всегда, сама многословность.

— Можно как-нибудь его увидеть? Или позвонить хотя бы?

— Дай ему время оправиться. И… я не хочу его привозить сюда, пока не буду уверен, что он действительно не на стороне Корнеева.