– Нет, – ответил он, – но ее легко заказать через книжный магазин в Маскате.

Де Вилльерсу уже приходилось видеть все это раньше. Перед лицом смерти большинство людей теряет способность мыслить рационально, но есть и те, кто сохраняет хладнокровие, стараясь сплести паутину обмана в надежде сохранить жизнь. Зная, что Миллинг бесспорно был единственным английским офицером в том регионе и что Салим бин Амр пал от руки европейца, де Вилльерс не купился на ухищрения своей жертвы. Он посмотрел на Майера, и тот кивнул. Отснятая кинопленка уже была убрана в коробку.

Де Вилльерс не собирался рисковать, поскольку Миллинг явно обладал большой физической силой. Револьвер оставался там, где Джон его не видел и не мог достать.

– Встань на колени и иди так в ванную.

Миллинг неуклюже переполз на коленях в ванную, где его привязали лицом вниз к сиденью унитаза. Дуло револьвера, скользнув по губам, уткнулось в зубы. Затем в рот запихнули скомканную туалетную бумагу. Он услышал, как один из убийц раскрыл чемоданчик, и тут раздался самый прекрасный в мире звук – громкая трель звонка входной двери.

Майер и де Вилльерс действовали без промедления. Захлопнув чемоданчик, они заперли Миллинга в ванной и бесшумно покинули бунгало через дверь кухни, пересекли дворик позади дома, исчезли за воротами в стене и направились по пустырю к расположенной неподалеку развилке у въезда в Сееб, где их ждали Карим Букс и Дэвис.

Джордж Холберт, не получив ответа на звонки в дверь и громкие крики, обошел дом сзади, проник на кухню и обнаружил своего друга в ванной. Кухонным ножом он быстро перерезал скотч.

– Черт побери, что ты здесь делал? – изумленно спросил Холберт.

– Хороший вопрос, – ответил Джон. – Очень хороший вопрос.

Наполнив раковину, он погрузил лицо в холодную воду. Требовалось время на размышления. Если рассказать Джорджу правду, со временем она станет известна всем, в том числе и Бриджи, а этого нужно избежать любой ценой. Врач предупредил, что необходимо беречь ее от любых потрясений, иначе она может потерять ребенка. Джон прекрасно понимал, как она отнесется к известию о покушении на его жизнь. Вытерев лицо, он переоделся в спортивный костюм.

– Подозреваю, это дело рук ребят из главного штаба, – наконец сказал Джон. – На прошлой неделе мы задали им жару на вечеринке на берегу, и кто-то из них, похоже, додумался в отместку привязать меня к собственному сортиру.

– Удивлен, что ты им это позволил, – заметил Холберт.

Было видно, что слова Джона его нисколько не убедили.

– Должно быть, они проникли через черный ход и застали меня задремавшим. Их было пятеро.

Джон старался показать Холберту, что все в порядке, шутил по поводу его брюшка, однако у него из головы не выходил кошмарный визит «историков». Он попробовал связаться по телефону с бригадиром Максвеллом и Тедом Эшли, однако обоих не оказалось на месте. Джон решил сразу по возвращении в Великобританию предупредить офицера, который на самом деле убил предводителя повстанцев.

В тот вечер Джон был особенно заботлив с Бриджи. Они отправились отмечать День святого Патрика к друзьям-ирландцам. Там пелось много мятежных песен, и Джон помаленьку расслабился. Хотя формально он был протестантом, политика его не интересовала, и он с радостью присоединился к пению.

Бриджи отправилась на улицу подышать свежим воздухом. Она происходила из рода О’Нил-Уоллис и верила во все традиционные кельтские предрассудки. Выйдя в коридор, молодая женщина застыла на месте и ахнула в ужасе. В небольшой нише в стене пятном ярких красок бросалась в глаза ваза с цветами. Но что это были за краски, да еще дома у ирландца! Неужели никто ничего не видит?

Почувствовав, как по затылку пробежала дрожь, Бриджи схватилась за живот. День святого Патрика, а цветы красные и белые. Неумолимый знак надвигающейся смерти.

В пятницу 18 марта Мейсон пребывал далеко не в лучшем настроении. Вот уже двенадцать дней валлиец безмятежно прохлаждался в гостинице, словно находился в отпуске да к тому же ему оплачивали все расходы. Он заводил разговоры со стюардессами компании «Галф эйр», которые неизменно останавливались на ночь именно в «Маскатском заливе», и по крайней мере дважды добивался успеха. Мейсон сфотографировал его у бассейна из окна шестого этажа, воспользовавшись своим «Олимпусом» с трехсотмиллиметровым телеобъективом. Поскольку в ванной номера создать полную темноту было невозможно, пленку он проявил в ближайшей кладовке со швабрами, добившись удовлетворительных результатов. Во всех остальных отношениях командировка в Оман была провалом, пустой тратой времени, так как докладывать Спайку было нечего.

В тот единственный день, когда валлиец покинул пределы гостиницы, Мейсон быстро потерял его в Лаватийи. Вернулся он в свой номер только к шести часам вечера, но к тому моменту Мейсон, не будучи слесарем, уже успел позаимствовать во время полуденной молитвы ключи и возвратить их назад до того, как портье вернулся на свое место. За полторы минуты, проведенные в номере валлийца, Мейсон изолентой закрепил под крышкой прикроватного столика передатчик, реагирующий на голос, размером меньше спичечного коробка. Девятивольтовая батарейка обеспечивала непрерывную передачу в течение двадцати четырех часов и триста часов работы в режиме ожидания. Более чем достаточно, поскольку Мейсону предстояло вернуться в Берлин в свой полк самое позднее в следующий четверг.

Настроение Мейсона нисколько не улучшилось оттого, что в эту ночь Дэвис поймал в свои сети третью стюардессу и до самого утра в наушниках звучали доказательства сексуальной неутомимости и изобретательности валлийца.

В семь утра у Дэвиса зазвонил телефон, и оба мужчины выругались. Это был вызов на встречу с де Вилльерсом. Мейсон услышал достаточно, чтобы понять: в самое ближайшее время кто-то подъедет к гостинице за объектом наблюдения.

Облачившись в военную форму, он захватил две заранее собранные сумки и, спустившись вниз, прошел в дальний конец стоянки. Надев традиционный оманский головной убор и темные очки, Мейсон сел в «датсун» и стал ждать.

Дэвис вышел на улицу в восемь утра и двигался пешком, пока гостиница не скрылась из виду. Через несколько минут Мейсон увидел, как валлиец сел в светло-коричневый пикап «ниссан». Он последовал на почтительном расстоянии, радуясь тому, что давешние ухабистые грунтовые дороги уступили место асфальту, благодаря чему исчезли тучи пыли, обозначавшие любую движущуюся машину не хуже дымовых столбов.

В нескольких милях к югу от Сееба «ниссан» свернул на дорогу, ведущую в Низву, и проехал до моста через вади Сумайл. Здесь водитель попетлял по проселкам вдоль плотной стены финиковых пальм почтенного возраста и выбрался на задворки деревушки Фанджа.

Мейсону требовалась полная сосредоточенность, чтобы следить за «ниссаном», оставаясь незамеченным. Наконец пикап замер среди каменистой пустыни, покрытой чахлым кустарником, рядом с сухим руслом, окруженным зарослями акации и терновника. Мейсон тотчас же свернул с дороги, пряча «датсун» за невысоким холмом, и заглушил двигатель.