Гости заняли места за столом, а Бриджи не находила себе места от тревоги. Она нисколько не сомневалась в летном мастерстве мужа, но при этом не могла полностью стряхнуть мрачное предчувствие, которое все сильнее давило ей на душу.

Подали уже третье блюдо, и тут оживленный гомон сменился почти полной тишиной. Все женщины непроизвольно проводили взглядом статную фигуру Джона Миллинга, облаченного в белый смокинг. Подойдя к послу, он извинился за опоздание, объяснив, что это произошло по не зависящим от него причинам. Нежно обняв Бриджи за обнаженные плечи, Джон сел между двумя дамами, и обе разом заговорили с ним. Многие члены британской общины в Маскате втайне ревновали к одному или другому Миллингу, в то же время восхищаясь обоими.

Сигары и превосходный портвейн из подвалов посольства сменились оживленными играми, и некоторые гости, в том числе и Джон, оказались при полном наряде в бассейне.

Вернувшись домой после полуночи, Джон и Бриджи тотчас же заснули. Отбросив тревоги, оба с нетерпением ждали возможности провести воскресенье вместе с маленьким Оливером на своем собственном секретном курорте. Джон обнаружил в двадцати минутах лета к северо-востоку от Маската уединенную бухту с чистейшим белым песком и ровным прибоем. Миллинги уже провели там несколько великолепных дней, бродя нагишом по бесконечному пляжу, собирая ракушки и наслаждаясь пикником среди дюн.

В субботу Мейсон проснулся рано и в семь утра позвонил Бейли домой. На этот раз слуга-кашмирец позвал старшего суперинтенданта к телефону, оторвав его от завтрака.

Мейсон перешел прямо к делу.

– Я очень рад, что дозвонился. Поскольку есть все основания полагать, что ваша жизнь в опасности.

– Должен поблагодарить вас за заботу, – холодно отозвался Бейли, – но прошу прощения, я не могу не спросить, кто вы такой.

Дэвид старался не допустить, чтобы стало известно о его пребывании в Маскате. Здесь еще достаточно англичан, в основном бывших военных, оставшихся работать по контракту и способных его вспомнить, а людям свойственно говорить. Пройдет немного времени, и слухи дойдут до валлийской гвардии.

– Пожалуйста, поймите, что по телефону такие вещи обсуждать очень трудно. Я могу незамедлительно приехать в любое место, где вам будет удобно.

В голосе Бейли прозвучали снисходительные нотки.

– Вы сказали моему слуге, что я не должен лететь.

– Совершенно верно, – с жаром подтвердил Мейсон. – Ваш вертолет неисправен, с ним «поработал» один из ваших техников. Я могу показать фотографии этого человека.

– Вы сообщили в полицию?

Мейсон замялся.

– У меня нет доказательств… но я знаю, что вам угрожает опасность. Мы должны встретиться, и я все объясню.

Теперь уже в голосе Бейли сквозило открытое нетерпение.

– Послушайте, сегодня мне предстоит очень напряженный день, но летать я точно не буду. Честное слово. На мой взгляд, этим вопросом должна заниматься полиция, и вам надлежит немедленно связаться с ней. Самое раннее я смогу увидеться с вами завтра утром, да и то, боюсь, наша встреча будет краткой.

Они договорились встретиться в воскресенье, в половине девятого утра. В субботу до обеда Мейсон проявил пленку, отснятую в Сумайле. Дэвис вернулся в гостиницу, но никуда больше не выходил и всю еду заказывал в номер. Мейсону пришлось умерить свое любопытство до предположений о том, как сильно шершни изуродовали валлийцу лицо.

На самом деле Дэвису несказанно повезло: его спасло только то, что он нырнул в подземный пруд и оставался под водой, пока шершни не улетели. Едва Мейсон скрылся под землей, члены «Клиники» разделились. Дэвис последовал за ним в фаладж, но остальные остались наверху, на тот случай, если противник выберется на поверхность через другой лаз. В конце концов Дэвис выполз из пруда, однако он ничего не видел, до того распухли веки. Услышав вопли товарища, остальные спустились и вытащили его с помощью веревки.

Труп Карима Букса оставили в каменистом русле вади Умайри неподалеку от ведущего к Фахуду шоссе, где с ним должны были быстро расправиться волки и стервятники. Де Вилльерс и Майер отвезли Дэвиса в «Маскатский залив» и помогли подняться в номер. Врач при гостинице извлек у него из лица и рук больше двух десятков осиных жал. Принимать участие в операции Дэвис больше не мог.

Майер проводил много времени в досужих разговорах с авиационными техниками из числа европейцев. Как он выяснил, Миллинга ценили очень высоко и практически всегда назначали летчиком-инструктором к курсантам полицейской школы, когда тем предстояло подняться в воздух. Поэтому Майер решил выполнить намеченное в ближайшую ночь, поскольку на следующее утро были запланированы три учебных полета.

Вместе с двумя другими техниками «J. & P.» Майер все утро прокладывал в ангаре кабели для новой системы внутренней связи. К половине второго весь обслуживающий персонал покинул ангар. Остались только трое: дежурный офицер, который должен был уйти домой в шесть вечера, и двое инженеров, отвечающих один за самолеты, другой за вертолеты. Им надо было завершить начатую утром подготовку машин к полетам, намеченным на завтрашнее утро, в числе которых был двадцатиминутный тренировочный полет «аугусты» под управлением Миллинга. Обычная проверка уровня масла и работы органов управления.

Майер и двое его коллег задержались в ангаре до вечера, поглощенные прокладкой кабелей. Тем временем авиационные инженеры занимались своей работой. На этот вечер полетов запланировано не было, и к четырем часам инженеры, закончив ежедневную регламентную процедуру, покинули ангар. Майер облегченно вздохнул. Поручив относительно простую задачу установки крепежа двум коллегам-индусам, сам он работал отдельно, проводя кабель в соседнее помещение. Вскоре после ухода авиационных инженеров Майер предложил индусам закругляться, сказав, что сам он задержится еще на полчаса. При этом он разрешил им забрать служебный пикап «J. & P.» и сказал, что его подбросит до центра города дежурный офицер, а оттуда он доберется в свою гостиницу пешком.

В половине пятого Майер доложил дежурному офицеру, что все сотрудники «J. & P.» покидают ангар. Убедившись в том, что индусы уехали, Майер отправился в слесарную мастерскую, расположенную под операционным центром, расстелил на полу циновку, закрыл дверь и лег спать. Будильник на наручных часах был поставлен на семь вечера.

В половине шестого Майера разбудил лязг. В противоположном конце залитой ярким светом мастерской высокий мужчина в комбинезоне копался в ящике с инструментами. Майер узнал в нем Брендана О’Брайана, одного из летчиков британской спортивно-пилотажной группы «Ротменс», прибывшей в Оман для показательных выступлений. Четыре биплана «питт» были поставлены в ангар, и О’Брайан, вероятно, собирался заняться ремонтом своей машины.

Майер лежал неподвижно, не зная, заметил ли его летчик. Его тревожили два обстоятельства. Сегодня вечером старший суперинтендант Бейли дает банкет, на который приглашены пилоты «Ротменса». Если О’Брайан заметил Майера, он может упомянуть об этом при Бейли. Но если О’Брайан намерен провозиться со своим бипланом всю ночь, замысел Майера также окажется под угрозой.