– Люблю читать книги. Иногда люблю рисовать.

– И что же рисуешь?

– Главным образом, лица тех людей, которые заходят в магазин.

– А меня когда-нибудь рисовала?

– Да. Еще до того, как мы подружились.

– А мы друзья? – Эдриан улыбнулся.

– Больше не могу тебя рисовать, потому что теперь хорошо знаю.

– И что же обо мне знаешь?

– Знаю, что ты лучше, чем сам о себе думаешь.

Сквозь шум дождя Эдриан услышал вдалеке неясный гул, ощутил под ногами едва заметную вибрацию. Повернулся к Еве.

– Дай-ка руку.

Она протянула мокрую ладошку – холодную и маленькую. Намного меньше его ладони. Эдриан подвел ее к стене. Приложил к красным кирпичам руки – и ее, и свою. Пришлось немного подождать, а потом над головой помчался поезд. Прежде чем состав успел проехать, Ева отдернула ладонь; в глазах мелькнула тень воспоминания. Вибрация чем-то расстроила. Не хотелось спрашивать, чем именно.

– Пора возвращаться. – Она поежилась. – Холодно.

Они быстро пошли обратно к магазину. Почти всю дорогу Ева не поднимала головы и молчала.

– Хочешь зайти, выпить кофе? – спросила, торопливо отперев дверь.

– Если можно, стакан воды. – Эдриан вошел следом.

Пить он не хотел, но и не хотел сразу уходить. Что-то явно ее огорчило. Он чувствовал себя виноватым. Сел на высокий табурет и подумал, что не слишком отличается от тех пьяниц, которые регулярно наведываются в секцию алкоголя и весь день делятся с Дими своими невзгодами.

– Ты сегодня работал? – спросила Ева.

– Работал, но об этом запрещено говорить. Никогда не спрашивал, почему ты допоздна задерживаешься в магазине. Не чувствуешь себя одинокой?

– Люблю оставаться одна. Иногда лучшая компания – это ты сама.

– О!.. Мне уйти? – Эдриан встал, и она улыбнулась. Хорошо. Приятно снова увидеть ее улыбку.

– Нет-нет, вовсе не это хотела сказать. Просто порою быть одной лучше, чем с кем-то…

– Попался плохой парень?

– Да. Поэтому я здесь. Сюда он не доберется.

Эдриан посетил немало семинаров по домашнему насилию, да и на отношения родителей насмотрелся достаточно, чтобы не продолжать расспросы. Сидел, потягивал воду и смотрел, как Ева работает.

– Очень тяжело это слышать. Если когда-нибудь захочешь поговорить…

Она улыбнулась и продолжила наводить порядок на полках. Дождь стих, а вскоре Эдриан понял, что злоупотребляет гостеприимством: Ева явно погрузилась в собственные мысли. Он взял с прилавка мокрый пиджак и направился к двери. Не зная, куда себя деть, решил пораньше лечь спать.

Сейчас

Следующим утром Эдриан пришел на работу на час раньше, чем обычно, и увидел, что Гэри Танни сидит на его стуле, положив ноги на его стол.

– Удобно? – осведомился с иронией.

Впрочем, оснований для недовольства не было: по просьбе Майлза компьютерный гений изучал добытые Томом документы.

– Надо поговорить.

– О Доминике? Что ты выяснил?

– Хорошая новость заключается в том, что романа на стороне у него нет.

Хорошая новость? Эдриан так не думал.

– Что же тогда означают счета из отелей и прочие странные бумаги?

– Точно еще не определил, но, что бы ни означали, все это незаконно и очень-очень плохо.

– Шутишь?

– Хотел бы шутить, друг мой!

– Но если не определил, что заставляет тебя подозревать дурное?

– Интуиция плюс крошечная улика. Там, где замешаны деньги, неизменно найдется тень улики – какой-нибудь едва заметный бумажный след.

– Хорошо. В таком случае, какая улика у тебя есть?

– Короткий ответ: недостаточная.

– Специально нагоняешь туман, Танни?

– Боюсь, «бизнесмен» на деле может оказаться наркобароном или кем-то в этом роде.

– Доминик? Ты уверен?

– Пока не уверен, но всерьез рассматриваю такую возможность. Дело в том, что хотя парень активно перемещает свои деньги, часть их появляется из воздуха. Примерно так: если сложить вместе всю прибыль всех его компаний, вычесть все расходы и все банковские счета, то результаты упрямо не сходятся. Не говоря уже о том, что три компании зарегистрированы на жену.

Эдриан решил, что ослышался.

– Повтори.

– Жена является директором трех компаний, а он управляет по доверенности. Ее подписи нет нигде, кроме начальных документов по организации фирмы.

– Значит, Андреа не знает о том, чем занимается муж?

– Трудно сказать. Может быть, знает, а может быть, и нет. Не исключено, что это всего лишь налоговая уловка.

– О каких деньгах мы говорим? В целом… – Спрашивать очень не хотелось, но в контексте ситуации следовало знать.

– Десятки миллионов. Скорее всего, около шестидесяти. Но иногда намного больше, иногда намного меньше. В общем, баланс выглядит достаточно здоровым. Торговлю наркотиками я предположил потому, что деньги движутся по замкнутому кругу, что в этом бизнесе обычное явление. Если хочешь, попробую соотнести схему его доходов с криминальной активностью в графстве.

– Неужели такое возможно?

– Разрабатываю собственный алгоритм. Проверяю его на старых, уже раскрытых делах, чтобы убедиться в надежности программы. Кроме всего прочего, она учитывает и местоположение. Например, у тебя есть серийный насильник, переезжающий с места на место. Ты об этом не знаешь, но задерживаешь парня за что-то другое и загружаешь в систему все имеющиеся данные. Программа покажет, что в каждой отдельной географической точке изнасилования произошли именно во время его там пребывания. – Танни объяснял свое изобретение с видом безумного гения. – Совершенствование алгоритма еще продолжается, но идея уже приобрела вполне товарный вид. Существуют и другие разработки подобного рода, и все же надеюсь, что моя окажется самой эффективной.

– Звучит сложно… явно не для моего ума.

Эдриан был готов первым признать себя кем-то вроде луддита: компьютеры жутко раздражали очевидным системным превосходством.

– И что же происходит с деньгами дальше? Куда они идут?

– В конечном счете, текут обратно к нему. Суть в том, что некоторые суммы по-настоящему случайны, ничем не обоснованы. Потом они появляются вновь, но уже разделенными между другими компаниями. Например, числится выплата тридцати четырех тысяч шестисот фунтов, а потом, в тот же день, на двух других счетах зарегистрированы поступления, в целом составляющие точно такую же сумму. Он платит себе зарплату, и ни один из его банковских счетов не показывает этого определенно. Но я все-таки доберусь до самого дна.