Фотиния, а это была, конечно, она, очень торопилась, ведь она и так опаздывала: погоню быстро не соберешь, а за это время Аларих далеко увезет попавшую в страшную беду Евфимию. Ох, да ладно про девичью беду – жива бы только осталась голубка!

Когда рассвирепевший Аларих со всего размаха кинул Фотинию с крутого, поросшего кустарником обрыва, она ни на одну секунду не потеряла ни сознания, ни присутствия духа – так уж он ее разгневал! Она и сама потом удивлялась, как сумела быстро сообразить, что́ ей делать. Какое-то мгновение старуха просто летела в густой мокрый туман, потом ее ударило о глинистый обрыв, и тут все будто замедлилось: она катилась по склону, переворачиваясь с боку на бок, но успевала затормозить падение, ухватившись то за жесткий клочок травы, то за ветку дрока, то за складку сухой глины. Не иначе Ангел Хранитель удерживал нянюшку на обрыве, направляя ее где на упругий куст, а где на каменистый уступ; потом ее подбросило в воздух – и она рухнула на что-то колючее и упругое. Фотиния оказалась на крохотной площадке, где росли густые кусты магонии, и тут она сразу поняла: вот оно, спасение! Туман туманом, а спрятаться лучше всего именно здесь!

Старушка забилась в самую гущу кустов, не жалея ни себя, ни одежды. Она очень вовремя сообразила, что яркий цвет плаща выдаст ее сразу, как только туман сползет со склона. А ведь Аларих воин и разведчик, его провести трудно, и тогда она недолго думая сорвала с себя плащ, завернула в него первый попавшийся под руку большой камень и швырнула вниз. Раздался громкий плеск, и тут же она услышала сверху сказанные с глухим облегчением слова Алариха: «Я же говорил, что от меня ты не уйдешь!»

Фотиния замерла. Потом она услышала хруст гравия под его ногами: готф уходил к палаткам. С того часа прошло уже несколько дней, а старая нянька, когда ей отказывали силы, шептала, торжествуя и подбадривая себя: «А вот ушла… А вот ведь ушла же! И как ушла сама, так и тебя догоню!»

Она еще долго сидела тогда в кустах магонии над рокочущей водой, боясь пошевелиться: пока она сидит неподвижно и скрючившись, ее легко принять за белый камень, лежащий в темных кустах, но стоит только двинуться…

Она слышала голоса Алариха и Авена и топот копыт спускающихся вниз по дороге животных. Но Фотиния заставила себя выдержать еще какое-то время – и оказалась права: уже гораздо позже, когда туман совсем растаял и солнце залило ущелье ярким слепящим светом, она услышала звонкий голос и смех Евфимии, а после и голос самого Алариха. Молодые весело переговаривались, потом послышался мерный топот копыт, и, постепенно отдаляясь, голоса их вскоре совсем затихли. Фотиния выждала еще немного и решила, что пришла пора покидать ненадежное убежище. Но вот тут-то выяснилось, что это совсем не просто! Спасший ее уступ находился примерно на середине обрыва, и что вверх, что вниз путь казался одинаково невозможен. Над кустами магонии нависал кусок голой скалы, то же было справа и слева от площадки, а вниз уходила крутая осыпь мелкого щебня. Старушка подумала-подумала и, выбрав самую толстую и прочную на вид ветку магонии, ухватилась за нее обеими руками и попробовала ногами осыпь. Ноги тотчас заскользили вниз, а мелкие осколки камней посыпались из-под них. На какой-то миг движение их остановилось, и тогда Фотиния, не выпуская из рук ветку, осторожно повернулась так, чтобы опираться о щебень спиной: уж если придется лететь вниз, то лучше ободрать спину, чем лицо!

Разжав одну руку, она как можно туже обмотала подол одежды вокруг ног и тогда выпустила вторую руку. Осторожно сделала самый маленький шаг, не вытаскивая ногу из щебенки, а просто чуть сдвинув ее вниз. Потом такой же шаг сделала второй ногой. Тут же под тяжестью тела старой женщины, уже не облегчаемого спасительной веткой, каменная осыпь поехала вниз, и Фотиния заскользила все скорее и скорее… А сверху на нее посыпались и другие камни. «Засыплет же меня тут заживо!» – в ужасе подумала нянька, закрыв глаза и стремительно съезжая вниз. Спиной она опиралась на движущуюся вместе с ней осыпь, и это все-таки как-то замедляло падение. Оказавшись внизу и почувствовав опору под ногами, она ринулась вбок, вырываясь из каменной ловушки. И ей это удалось: старушка оказалась вне основного потока продолжавших съезжать камней и упала среди больших валунов. Кое-как она отползла на четвереньках подальше и легла в изнеможении на крупный гладкий камень, похожий на свернувшуюся клубком большую собаку. Пенный поток был в нескольких шагах от нее. Хорошо бы напиться, подумалось ей, но до воды надо было еще добраться, а перед тем убедиться, что она может ходить. И вообще, проверить, крепко ли ей досталось. Фотиния села, привалившись горящей спиной к камню, и в первую очередь ощупала ноги: кажется, обе были целы, хотя правый бок, бедро и голень сильно ушиблены. Она подняла подол и осмотрела ногу. Ничего утешительного старуха не увидела: нога распухала прямо на глазах, кожа побагровела и натянулась. Опираясь на валун, Фотиния встала и попробовала наступить на ушибленную ногу: нога держала, но при этом боль отдавалась по всей кости. Хорошо, однако, что не переломились кости. Нянюшка ощупала бок и ахнула, наткнувшись на особо болезненное место: «А ведь, поди, ребро треснуло, а то и сломалось!» Ребро ладно, лишь бы нога не подвела, иначе она до Самосаты своим ходом не дойдет.

Кое-как, осторожно ступая на больную ногу и опираясь на большие камни, Фотиния все-таки добралась до воды, сбросила башмаки и ступила в холодную воду. Омыв ноги, она вернулась к башмакам, обтерла ноги подолом и обулась. Одежда ее оказалась испачкана в глине. «Ничего! Глина не грязь: высохнет – сама отпадет». Затем еще раз подошла к воде, но встала на два рядом торчавших камня. Головокружения, слава Богу, не было, а потому она смогла наклониться, умыться и напиться. Причем напилась она впрок, сообразив, что если поднимается на дорогу, то вряд ли сумеет второй раз спуститься к воде. Ничего, до Самосаты недалеко… Вот еще бы палку хорошую найти вместо посоха!

Она огляделась, но ничего подходящего не заметила, хотя вынесенных водой коряг и сучьев кругом достаточно. А вот в воде, и совсем рядом с берегом, Фотиния увидела большую кучу веток, среди которых, похоже, были прямые и толстые. Она подошла к куче ближе и разглядела среди сучьев что-то красное… Да это же ее плащ, принесенный сюда потоком и зацепившийся за ветки! Хотя и недалеко было идти до Самосаты, а погода была теплая, даже уже и жаркая, но просто оставить чудом найденный спасительный плащ ей представилось совершенно невозможным. Подхватив какую-то кривую корягу, нянька вошла в воду и попыталась дотянуться до плаща, но тут же испугалась: а ну как она плащ-то зацепит, потянет его на себя и освободит из завала, а мощные струи воды сорвут его с ненадежной коряги и в один миг унесут дальше по реке. Нет, так рисковать было нельзя. И, решившись, Фотиния, на уже леденеющих ногах, побрела по камням к самому завалу, опираясь на ненадежную корягу. Даже уже коснувшись одной рукой плаща, она не стала торопиться, а сначала покрепче стала ногами между больших камней и уже потом, крепко ухватившись за плащ, изо всех сил потянула его на себя. Треснула какая-то ветка, потом затрещала и ткань, но, рванув плащ на себя, старушка почувствовала, что он освободился и теперь уже только сама река рвет его из рук. Волоча за собой плащ по воде, песку и камням, Фотиния, тяжело дыша, выбралась на берег. Поглядев на оставшиеся в куче ветки, она с сожалением увидела, что там есть и подходящие для посоха, но второй раз в воду не полезла, не отважилась.