мина замедленного действия, которая могла изнутри подорвать целостность русской армии как единого социального организма единой страны, к тому же находящейся в состоянии войны. Однако вопреки этим очевидным соображениям инициаторы украинизации частей русской армии, дислоцирующихся на территории Украины, наоборот, заявляли, что выделить украинцев в отдельные боевые части надо именно «в интересах поднятия боевой мощи в армии и восстановления дисциплины».

Для решения этого вопроса в Петроград из Киева вскоре отправится делегация украинской Центральной рады.

23.05

В этот день – 10 мая 1917 года по старому стилю – адмирал Колчак, командующий Черноморским флотом, в частном письме Анне Тимиревой писал: «Третья ночь в море. Тихо, густой мокрый туман. Иду с кормовыми прожекторами. Гидрокрейсера выполнили операцию, судя по обрывкам радио. Погиб один или два гидроплана. Мой миноносец был атакован подлодкой, но увернулся от мин. Наши крейсера у Босфора молчат – и это значит, что все идет хорошо. Ибо говорят – только когда неудача. Настроение боевое. Люди распускаются как раз в спокойной и безопасной обстановке, но в серьезных делах они делаются очень дисциплинированными и послушными».

Речь идет о Босфорской операции Черноморского флота, постановке заградительных мин у турецких берегов. Это была самая крупная операция, которую русская армия и флот планировали на 1917 год. Но в политическом плане вопрос о проливах уже привел в начале мая 17-го к отставке первого кабинета Временного правительства. Колчак имел возможность лично наблюдать за этим кризисом. В поход к турецким берегам, о котором он пишет, адмирал ушел сразу после возвращения из Петрограда, куда его вызывал военный министр Гучков. Министр хотел, чтобы Колчак возглавил Балтийский флот. Это был замысел по укреплению боеспособности армии и флота. В сухопутных войсках главный – Корнилов, на флоте – Колчак. Но отчасти из-за профессиональной ревности других генералов, в том числе Алексеева, Бонч-Бруевича и Рузского, эти назначения не состоялись. «Из Петрограда я вывез две сомнительных ценности, – писал Колчак в письме Тимиревой, – твердое убеждение в неизбежности государственной катастрофы со слабой верой в какое-то чудо, которое могло бы ее предотвратить. И – второе – нравственную пустоту». В самом деле, если корабли и экипажи своего флота Колчак еще, хотя и с трудом, держал в боевом состоянии – сам факт похода к проливам говорит за себя, – то безволие главного командования было налицо. Начальник Главного штаба генерал Алексеев заявил Колчаку во время его пребывания в столице, что в армии нет и пяти дивизий, которые могли бы осуществить десант, провести наступательную операцию. Так что усилия Колчака по большому счету изначально были бесполезны. Ну разве что приезд нового военного министра Керенского в Севастополь мог что-то изменить. Но пафосные речи, призывы выполнять свой долг, сражаться… Какой очевидный пример расхождения между словом и делом! Керенский – говорил. Колчак – действовал. К сожалению, удача отвернулась от адмирала. Спустя три дня после написания того текста, с которого мы начали этот рассказ, два из четырех наших минных баркасов, вошедших в устье Босфора, в результате неожиданного самоподрыва затонули, погибло 15 матросов и офицеров, 29 человек было ранено. Это стало сильным деморализующим фактором, невообразимым для флота в нормальном состоянии. О чем говорить, если матросский комитет эсминца «Жаркий» после получения известия о потерях Черноморского флота у берегов Босфора потребовал списать на берег своего капитана, георгиевского кавалера Михаила Веселаго с формулировкой «за излишнюю храбрость»! Надо ли удивляться, что после этого случая команды других кораблей вообще стали отказываться выходить в море «на рискованные боевые задания».

24.05

В этот день – 11 мая 1917 года по старому стилю – известный толстовец Владимир Чертков, друг и издатель сочинений великого писателя Льва Толстого, обнародовал проект особого судопроизводства для лиц, уклоняющихся от военной службы по религиозным убеждениям. В царской России таковых в мирное время отправляли в так называемые «арестантские роты. С началом Первой мировой наказание было ужесточено – каторжные работы сроком от 8 до 15 лет. За три года войны таких осужденных было свыше десяти тысяч.

Рассказывая о предложениях Черткова, газета «Утро России» уточняла: «Речь идет не только о толстовцах, это баптисты, ново-израильтяне, малеванцы, субботники, трезвенники и так называемые свободные христиане. Для всех этих сект вопрос о военной службе разрешается неодинаково. Часть из них отказывается только брать в руки оружие, но на нестроевую службу идут, и даже исполняют ее с должным рвением. Новый суд предложено организовать наподобие трибунала, существующего в Англии. Это особые комиссии в тех городах, где находятся управления военными округами. В комиссию в качестве судей войдут лица, сведущие в религиозных учениях, профессора богословия и представители различных сект. Кроме того, военные судьи и представители военной власти. Комиссия будет опрашивать самих подсудимых, а также свидетелей, которые знали, что подсудимые действительно принадлежат к той или иной религиозной секте, которая отвергает военную службу. Таким образом, будет выясняться, действуют подсудимые именно по религиозным убеждениям или мистифицируют суд». Таким образом, основной посыл законопроекта Черткова заключался в том, чтобы, как говорится, отделить овец от козлищ, убеждаясь в каждом конкретном случае, уклоняется ли человек от военной службы по религиозным убеждениям как член религиозной общины, в которой действуют соответствующие запреты и ограничения. А вот если будет установлено, что «отказчик» руководствуется всего лишь «личными соображениями», его ждет наказание, причем весьма строгое. Явно предвидя негативный резонанс в обществе, Чертков уточнял: «Те, кто будет признан действующим по религиозному убеждению, подлежат особой ссылке на окраины России». Какие именно окраины, не уточнялось. Но факт остается фактом: в ситуации, когда боевой дух в армии и на флоте падал на глазах, а в тылу и на фронте усиливалась антивоенная пропаганда, забота о правах такой особой категории верующих, как сектанты плюс толстовцы, не могла не вызвать конфликта. Кстати, тогда вспомнили о шумном процессе 1916 года в Тульской губернии против членов толстовской общины Ясной Поляны по обвинению их в пацифизме и призывах к уклонению от службы в армии. Благодаря моральной и материальной поддержке семьи Льва Толстого (были внесены залоги, освободившие обвиняемых от предварительного заключения, наняты опытные сильные адвокаты) группу обвиняемых оставили без наказания. Как видим, закон уже действовал избирательно.

Предложение вызвало противоречивую реакцию. Слишком очевидно было, что справедливость с большой буквы в данном случае явно не торжествует. Черткову и толстовцам язвительно напоминали, что сам Лев Николаевич неоднократно заявлял: «Я – Толстой, а не толстовец», и указывали на явный парадокс, связанный с идеями и призывами великого писателя. Тот, кто понимает Толстого, не следует за ним. А тот, кто следует, не понимает его.

25.05

В эти дни сто лет