Петр покосился на пленного крестоносца, вновь потерявшего сознание, и принялся решительно доказывать, что пленники, равно как и трофеи, принадлежат им и он вправе поступать с ними как душе угодно. А его душе угодно не прикончить их, живьем изжарив на костре, причем не снимая доспехов, но… взять за них выкуп.

Улан удивленно поглядывал на друга и, не выдержав, шепнул:

— Не пойму я тебя. Чего из-за ерунды хозяйские обычаи нарушать? Они — враги, пришли с оружием, а этот, — последовал кивок в сторону раненого крестоносца, — вообще на ладан дышит, того и гляди сам помрет. Стоит ли сыр-бор разводить? Он тебе ни сват, ни брат.

Сангре сердито засопел. Очень хотелось сказать, что недобиток вполне может оказаться куда выше рангом, то бишь его прямым предком. Но, понимая, что это прозвучало бы слишком фантастично, да и доказательств у него с гулькин нос — всего-навсего небольшая проблемка со случайно засбоившим сердцем, решил ограничиться более простым пояснением. Мол, они могут узнать от пленника главное — имеется ли у тевтонов порох и вообще все, что о нем известно в Европе, а потому он намерен торговаться до победного. Вальтер же необходим как резерв — вдруг этот загнется. А потом им действительно нужны деньги, а тут они, то есть будущий выкуп, можно сказать, практически в их руках.

К сожалению, жрица оказалась неуступчивой. Да и прибывшие вояки явно занимали сторону вайделотки, начав мрачно коситься на друзей. Сударга же и вовсе чуть ли не трясло от злости. Голос его становился все более громким, тональность — вызывающей, а стоящие по бокам от него два молодых воина уже положили руки на рукояти мечей.

Петр пару раз успел пожалеть об опрометчиво отброшенном в сторону посохе. Судя по тому, с каким уважением местный народец до сих пор поглядывает на эту суковатую палку, она бы могла послужить неплохим аргументом. Но… сделанного не воротишь и требовалось придумывать нечто новенькое, иначе дальнейшее развитие конфликта грозило привести к весьма неприятным последствиям…

Приемлемый вариант предложил Яцко. Улыбчивый парень отчего-то с самого начала встал на сторону Сангре. Впрочем, о причине догадаться было легко. В прибывшем отряде он, судя по невысокому росту и субтильному телосложению, был далеко не на первых и даже не на вторых ролях. Зато теперь, когда Сударг приставил его к друзьям, статус его значительно вырос. Желая подольше сохранить его за собой, он и предложил Сангре обратиться к правителю этих мест Кейстуту, находившемуся сейчас в замке Бизена, расположенном где-то в паре часов езды отсюда.

— Соглашайся, — еле слышно прошипел стоящий позади Улан. — Я читал, что Кейстута даже его лютые враги истинным рыцарем считали.

— Можно подумать, у меня есть выбор получше, — проворчал Петр, хмуро глядя на недовольные лица воинов и мрачных Сударга с Римгайлой.

По пути в Бизену Сангре пришло на ум, что Яцко несколько преувеличил полководческие способности Кейстута. Замок-то, коль ехать до него всего пару часов, расположен в каких-то полутора десятках километров от святилища, следовательно, Кейстут должен был успеть вовремя прийти на помощь.

Говорить он об этом толмачу не стал, но касаемо княжеского недогляда разъяснилось само собой. Как пояснил Яцко, отец Кейстута Гедимин, великий кунигас аукшайтов, жмудинов и русинов, отдавший своему сыну год назад Ковно и другие земли вдоль северо-западной границы, выделил ему слишком мало людей. Именно потому они не всегда успевали прийти на выручку при внезапном набеге тевтонов. Особенно в тех случаях, когда дежурившие на границе воины, зазевавшись, не успевали подать условный сигнал тревоги. Вот и ныне если бы не громовые раскаты Перкунаса, услышанные их небольшим отрядом, навряд ли они подоспели так скоро. А почему? Да охранники святилища не успели зажечь заготовленные охапки ельника пополам с мокрой соломой, сигнализируя черным дымом о приключившейся беде.

Словом, это можно трактовать как недогляд людей Кейстута, но не его самого, успевшего всего за полтора года проявить себя весьма способным полководцем, старательно оберегающим свои владения от жадных, завистливых соседей. Да и в качестве правителя он зарекомендовал себя с самой наилучшей стороны: решения принимал обдуманные, взвешенные, судил по справедливости, не взирая на лица.

А вот упертости Сангре относительно сохранения жизни крестоносцев толмач не одобрил, посоветовав уступить Римгайле и Сударгу, ибо выиграть в противоборстве одновременно у жрицы и одного из самых ближних к Кейстуту людей навряд ли получится.

Петр и сам это сознавал, но первому пойти на попятную, предложив мировую, не давало самолюбие и гордость. Да и жалко было пленников. Сгореть заживо — бр-р-р, не каждому врагу пожелаешь. Да, очень может быть, что этот молодой испанец и заслуживал лютой смерти в жарком пламени, но из памяти не выходила картина, как тот удерживал руку мордастого, не давая поднести горящую головню к вайделотке. Нет уж. Коль суждено ему вместе с этим Вальтером-Парабеллумом окончить свои дни на костре, пусть решение примет Кейстут.

Замок, к которому они подъехали, изрядно разочаровал Петра. Увиденное скорее походило на какое-то село, непонятно зачем обнесенное деревянными и не больно-то высокими, от силы метров пять, стенами. Они да ров с воротами — пожалуй, единственное, отчасти роднившее его с тяжелыми каменными громадинами, на которые Сангре насмотрелся в исторических фильмах. Но если брать во внимание все остальное, родство выглядело весьма и весьма отдаленным, примерно как седьмая вода на киселе.

Сам Кейстут — совсем молодой, лет двадцати, не больше, но уже с резко очерченными носогубными складками, шевелюрой цвета соломы и голубыми глазами — поначалу тоже не впечатлил. Да и разговаривал он слишком жестко, чеканя короткие рубленые фразы. Дальнейшее, казалось, вот-вот подтвердит худшие опасения Петра. Кейстут первым делом осведомился у Сангре насчет его веры и, узнав, что он — христианин, недовольно насупился. Да и Римгайлу Кейстут слушал весьма благожелательно, а Сударга, выступившего следом за жрицей, даже пару раз сочувственно похлопал по плечу. Может, просто успокаивал, а может, давал понять, что не имеет смысла так уж горячиться, поскольку он на его стороне и решение примет правильное.

Однако чуть погодя мнение Петра о Кейстуте изменилось.

Во-первых, тот не стал торопиться с принятием решения, заявив, что огласит его завтра поутру.

Во-вторых, он хотя и заверил Римгайлу, что постарается удовлетворить ее справедливые притязания, но вслед за этим выпроводил ее и всех остальных из своих покоев, оставшись наедине с Сангре и Уланом. И это несмотря на настоятельные требования вайделотки и Сударга, оказавшегося как бы не настойчивее жрицы.

Ну а в-третьих, подтвердились слова Яцко, что Кейстут неплохо владеет русским. Получалось, в разговоре можно обойтись без толмача, что не могло не радовать — вдруг тот при переводе что-то исказит, недоговорит или попросту проигнорирует, посчитав маловажным. Зато теперь, коль в посреднике нет необходимости, можно развернуться на полную катушку.