воды, потому что у самого нет ничего за душой! Если ты не отдашь мне этот мешок, то я погибну, клянусь богом! У меня больше ничего нет…

— Если я его отдам, тогда ты достанешь арбалет и пристрелишь меня.

— Разуй глаза, придурок. — девушка похлопала по земле. Я опустил взор и увидел, что около неё лежит арбалет и пачка болтов.

— Упс. Неудобно вышло. — я покраснел и вернул мешок на место. Бедняга обняла его, как настоящее сокровище, и не выпускала, пока я не отдалился от неё на достаточное расстояние.

После того, как я сел в другую яму, девушка раскрыла мешок и достала оттуда галету. Она принялась жевать её, как заяц. Заметив, что за ней наблюдают, официантка рявкнула:

— И что ты так на меня пялишься? — дамочка скрестила ноги и нахохлилась. — Наверняка думаешь, какая же эта официантка уродка? Грязная, вонючая, валяется под порогом какой-то лачуги и жрёт чёрствый хлеб, поеденный крысами. Я права?

— Нет. — немного удивлённо возразил я. — Ни о чём таком я не думаю.

— Ага, ври больше. — не поверила мне официантка. — Все вы, мужчины, любите лишь картинку, а стоит вам увидеть что-то, что не вписывается в ваши скудные представления о мире, и вы хотите обругать это и выставить ненормальным.

— Спать в яме рядом с грызунами, по-твоему, это нормальное времяпровождение?

— Как смешно. Между прочим, ты сам сидишь в похожей яме, только ещё и без еды. Что ответишь на это?

— У меня есть, где переночевать, да и деньги водятся… Просто я заблудился.

— Угу, угу. — нищая явно думала, что я враль, и хотела поймать меня на лжи. — И где находится твой дом?

— Около золотого утёнка. — прозвучал уверенный ответ. — Или в самом золотом утёнке, я пока ещё в этом не разобрался…

— Ври больше.

— Я не вру! — ответил я как-то уж совсем по-детски. — Это чистая правда.

— Что ж, мистер правдоруб, — дамочка нелегко поднялась и указала куда-то в сторону. — Через две улицы твой Золотой утёнок. Просто выйди через тот закоулок, пройди прямо, пока не упрёшься в лавочку булочника, и сверни налево. Думаю, вывеску с утёнком ты не проморгаешь?

Я не знал, что ответить, поэтому благодарно кивнул. Радости моей не было предела: я нашёл дом и теперь не был обречён спать на улице, как какой-то проходимец. Девушка заметила мои неподдельные эмоции и немного удивилась.

— Что, и правда там живёшь?

— Ага! Ты моё спасение! — я встал и радостно застремился на выход. Дама накрылась пледом и, спрятав под него даже пятки, вздохнула. А я и не замечал её огорчения: так меня обнадёжил предполагаемый адрес лачуги де Салеса.

Только у самого прохода между домами меня что-то вдруг остановило. Наверное, все люди кроме дознавателей называют это поганое чувство совестью.

— Эй!

— Да-да? — дама вынула голову из-под одеяла. Я не видел выражения её лица, но был готов поклясться, что на нём должна была мелькнуть неуловимая тень надежды.

— Не поделишься галетой? Есть хочу.

Девушка была на грани нервного срыва. От сковавшей её обиды она чуть не упала в обморок.

— Конечно. Ты ведь, наверно, проголодался после драки. — официантка полезла в мешок, чтобы дать мне ненужную галету. Её руки тряслись от злости.

«Бывают моменты, когда мне так стыдно за свой юмор, что хочется провалиться под землю. Сейчас один из таких случаев»

Я подошёл к даме, схрумкал невкусный чёрствый хлеб, впрочем, показавшийся мне с голодухи манной небесной, и, не отходя от кассы, молвил:

— Ты, конечно, знатная хамка, но…

— Обещаю, буду убираться каждый день и заваривать чай! — воскликнула девушка и затем резко поднялась с земли. — А если ты не любишь, когда тебя рано будят, буду уходить на работу тихо, как мышь!

«А она не промах!»

— Что ж, ты всё сказала за меня… Идём, что ли?

Официантка накинула одеяло, словно плащ, и, подобрав мешок, пошла вперёд. Я поплёлся за ней, хромая на правую ногу. Кстати, так уж вышло, что этой же самой ногой я пинал мистера Тикерса. Какое совпадение…

Глава 17

— От шпиона до преступника… Интересный путь.

— На самом деле, это одно и то же. Работа с информаторами, переговоры, подкупы… Иногда заказные убийства. Старые трюки.

— Да… Но когда-то ты делал все это во имя идеи. А сейчас?

— А сейчас я решил, что хватит служить идеологии. Пора работать на себя. И пока что у меня неплохо получается.

Ведьмак 3: Дикая охота. Разговор Геральта из Ривии с Сиги Ройвеном.

Ничем не примечательные улицы обычно становятся весьма примечательными из-за людей, которые по этим улицам ходят. В нашем случае переулок обрёл статус примечательного просто — благодаря живому существу, потому как и человеком данного индивида не назовёшь: у него острые уши, странная форма черепной коробки, да и вообще — он самый бесчеловечный тип на земле.

Этого парня звали Эйвариллиан, и нет — не в честь клуба на имперском проспекте: эльфу дали такое имя, потому что «Эйвариллиан» — популярное в его народе слово, равнозначное человеческому «прекрасный». Но не смейте называть его так или, чего лучше: упоминать о сходстве его имени с названием известного клуба, потому как эльф очень болезненно реагирует на шутки такого рода и любого, кто посмеет открыть рот, не менее болезненно пинает…

Пожалуй, это существо и вовсе нельзя было назвать прекрасным, и для многих жителей Гарновера остаётся загадкой, почему же родители придумали ему такое неподходящее имя. Для своих полуэльф был уродом, для людей — смазливым отбросом с пугающим шрамом около левого уха, и нигде ему не было места, для всех он был чужим и казался отталкивающим.

Думаю, после этой информации многие согласятся, что парню с такой историей как никому другому подходит ремесло убийцы. Эйвариллиан был коллектором, охранником, скупщиком краденого, поставщиком наркотиков и даже наездником, но так нигде и не прижился — его самой главной ролью оставались убийства на заказ. Эльф никогда не совершал ошибок, игрался с жертвой, как неумелый толстый кот, и порой переходил грань дозволенного. У него не было друзей. Но была репутация…

К сожалению, ключевым словом здесь является «была» — сегодня мир лицезрел первый провал известного гангстера: его жертву некстати обнаружил заказчик, вознамерившийся предложить одной родовитой дамочке свои услуги. Каково же было удивление этого известного детектива, когда он обнаружил, что мёртвый человек, за которого он честь по чести заплатил, не только повторно украл его дело, что само по себе — низость, но и, — что вдвойне обидно, — имел наглость задержаться в