Через час истерзанная Анжела все-таки назвала правильный код. В сейфе оказались несколько десятков тысяч долларов и евро, бриллиантовые кольца и серьги, золотые цепочки и браслеты. Когда они выгребали все и запихивали в сумку, Анжела вдруг страшно и громко застонала. Тутаев выругался и полоснул ножом ей по шее, а потом для верности ткнул еще несколько раз…

Из дома выходили по одному. Тутаев дал Грибанову немного денег, сказал, что пока надо залечь на дно, не светиться, а он тем временем реализует драгоценности. Тогда все и поделят.

Тутаева взяли через пару дней. С ним пришлось поработать на совесть. Поначалу он вообще от всего отпирался, но потом стал выдавливать из себя по крохам признания. Да, с Анжелой он был знаком — случайно встретились в турагентстве, она выбирала себе круиз подороже, там и разговорились. Стали встречаться. Он был у нее два раза дома, тогда и оставил отпечатки пальцев. Потом он поведал, что рассказал о богатой квартире своему однокласснику Грибанову, и тот предложил взять сейф, которым хвасталась легкомысленная девушка… Договорились, что Тутаев подсыплет лекарство, а когда Анжела заснет, подъедет Грибанов и вскроет сейф. Вот и все, чего он хотел. О пытках он не мог и помыслить, это все псих Грибанов, а он все время сидел в соседней комнате, заткнув уши, чтобы не слышать стонов Анжелы… Ясно было, что Тутаев лжет и выворачивается, однако выворачивается довольно ловко.

И тут к Северину пожаловал его адвокат. Это элегантный, но весьма крепкий мужчина лет тридцати пяти в дорогих очках, со странным маленьким ротиком, похожим на куриную гузку. Звали его Аркадий Ильич Келлер.

Северин кое-что о нем слышал. Аркадий происходил из семьи потомственных адвокатов. Отец его, Илья Семенович Келлер, в советские времена был широко известен в узких кругах профессиональных юристов. Человек он был советский, хорошо знал и никогда не нарушал правила игры для адвокатов той эпохи. Его это никак не задевало и не возмущало. Он просто знал, что адвокат в Советском Союзе и адвокат на Западе — что называется, две большие разницы. И всю жизнь вел себя соответствующим образом.

А вот сын его Аркадий оказался вылеплен совсем из другого теста. Он вступил на добротно подготовленное отцом семейное адвокатское поприще в годы, когда советское государство со всеми его писаными и неписаными законами рухнуло в историческую пропасть. И Аркадий сразу стал играть по иным правилам… Он вступил на поприще защитника прав человека и закона, когда влияние адвокатов на исход судебных дел стало просто несопоставимо с советскими временами. «Старорежимные» прокуроры жаловались тогда, чуть не плакали: мол, адвокаты теперь главные люди в суде, все решается через них, судьи их боятся, журналисты на руках носят… При этом сами прокурорские с прессой не работали. Все держали в тайне. Школа у них была совсем другая — ориентировались не на общественное мнение, а на райком партии. Прокурорские посчитали себя чуть ли не обиженными и задвинутыми… А адвокаты умело и споро создали себе имидж этаких человеколюбцев и правдорубов, святых борцов за истину. При этом адвокатскую лицензию тогда можно было получить без труда. Не запрещалось вести адвокатскую практику проштрафившимся ментам, опозорившимся прокурорам, нечистоплотным судьям и следователям… И все они валили скопом в адвокаты, устанавливали в судах и на следствии свои правила.

Северин мог рассказать тьму историй на сей счет. На его глазах адвокат, который не смог развалить дело об убийстве — доказательства были железные, свидетелей полно, — тянул деньги с родителей молоденького убийцы, уверяя их, что он «зарядит» всех, кого нужно. Мало того, он умудрился брать с них даже после приведения приговора в исполнение. Парня уже расстреляли, было это, правда, еще до принятия моратория на смертную казнь, но известия об этом еще не поступило, и адвокат все добирал деньги с несчастных родителей, прекрасно зная, что его подопечного нет на свете…

Другой адвокат родителям осужденного на смертную казнь послал из Москвы телеграмму: «Добился изменения приговора». Те на радостях перечислили ему огромную сумму. При этом формально он не соврал, потому как действительно добился мелочной поправки в приговоре. Но на исход дела это все равно не повлияло!

Северин знал адвокатов, которые убеждали заключенных продать свои квартиры, чтобы прикарманить эти деньги. Мол, за такую огромную взятку их наверняка освободят, а он, адвокат, точно знает, кому надо дать. Заключенные давили на несчастных родственников: «Продайте квартиру!» Те продавали, не догадываясь, что деньги шли в карман адвокату. И никто уже не мог узнать, был ли с ним в доле следователь или судья. Или это были просто сказки, и он все присвоил себе.

Один знакомый Северину судья, отправляясь на пенсию, четко сформулировал:

— Главной доблестью адвоката стало умение развалить дело, выиграть процесс любой ценой. Речь теперь не о том, чтобы спасти невиновного, отыскать смягчающие обстоятельства для виноватого. Правда сама по себе им совершенно не интересна, она только мешает выгородить убийцу, спасти маньяка… При этом в глазах людей он — законник и занят защитой закона. На самом же деле — человек, который может закон обойти, потому как знает, что надо сделать, чтобы остаться безнаказанным.

Северин тогда вспомнил командировку в Ставрополь, где в следственном изоляторе сидело существо по фамилии Гасанов… Этот был садист самый натуральный, настоящий изувер. В изоляторе благодаря огромным деньгам, которые туда ему передавали, Гасанов, окруженный прихлебателями и шестерками, чувствовал себя хозяином и как-то в приступе злобы вырвал глаз сокамернику, который, как ему показалось, сделал что-то не так. Ему грозил новый солидный срок. Но вдруг выяснилось, что глаз вырвал кто-то другой, а Гасанов и вовсе отличается примерным поведением… Тем бы все и закончилось, но один из заключенных, доведенный до отчаяния, написал кровью записку о беспределе в камерах и просто выбросил ее из автозака, когда его везли на допрос. К счастью, записку кто-то подобрал и отнес в прокуратуру.

Северина отправили в Ставрополь разбираться, потому что на местных надежды не было. Быстро выяснилось, что за чудом с глазом стоял адвокат Гасанова, который работал на его брата-миллионера. Именно адвокат возил ментам деньги, ящики с коньяком, дарил их женам драгоценности. Именно он добился, чтобы они состряпали новое дело. Милиционеров раскололи моментально, потому как все лежало на поверхности, а вот адвокат Гасановых остался в стороне. Правда, через какое-то время его нашли за городом в собственной машине с полиэтиленовым мешком на голове. Но это, что называется, была уже другая история.

Была у Северина и другая командировка — в Мурманск. Там арестовали уголовного авторитета по кличке Типун. Имелись данные, что он знает, где находится тайник с большим количеством оружия, включая автоматы и гранатометы. Типуна убедили показать, где тайник. Уже собрались ехать за оружием, был готов конвой, машина, но неожиданно появился адвокат, вернее, адвокатесса, которой кто-то стукнул про поездку. Она написала Типуну записку: «Откажись от поездки. На тебя навесят лишние статьи». И Типун тут же дал задний ход. Схрон с оружием, между прочим, так и не нашли. Сколько народа потом положили из этого оружия? А адвокатесса смотрела на Северина кукольными, блестящими, какими-то пластмассовыми глазками — у вас своя работа, а у меня своя…